Захар Прилепин - Всё, что должно разрешиться. Хроника почти бесконечной войны: 2013-2021 [litres]

…А тогда я сняла этот сюжет про Воробья, трактор и «Град», и кинула Толе Шарию посмотреть. Я с ним до этого уже общалась. Он говорит: «Ты не можешь в Донецке остаться на месяц поработать? Не боишься?» Я ему говорю: конечно, останусь. Звоню дочке, а у нее припадок. «Ты что, обалдела? – кричит. – Ты же с собой вещей не взяла!»

Так я приехала на три дня, а прожила в той квартире с видом на аэропорт год. Я все прелести бомбежки знаю, всё, всё, всё. Мне даже интересно было там жить – всё видно, и недалеко бегать, потому что транспорт не ходил там. Когда прилёты снимала – аж к Путиловскому мосту пробежку делала.

Долгое время я делала 25 роликов в месяц о людях Донбасса. Мы показывали быт, как люди живут, как переносят войну, какие-то чувства. Наша цель была – люди. Армия – это само собой, но это опять же в том плане, если перед нами – человек. Вот в аэропорту я снимала, когда его штурмовали украинские войска. Какие классные ребята там стояли! Я ездила к ним не на десять минут, а на целый день. А чаще всего было два дня подряд. С утра и до темноты рядом с ними была. Вот мы сидим там, холодно, сквозняк, ветер воет – и ребята постепенно начали мне доверять. С ними нужно сначала общаться, а потом только писать. И мы уже настолько подружились, что они мне говорят – на́, стреляй по бутылкам. Я говорю, нет, я не буду. Они просто не знали, чем меня угостить, – у них же там ничего нету. Они могут отблагодарить только тем, что есть: «хочешь хотя бы пострелять, Ирин?»

– Ополченцы не любят рассказывать о себе, не дают интервью, – объясняет Ирина. – Особенно они не любят журналистов из Голландии там или Германии. Очень жёстко с ними, показали экскурсию – и всё: «Вон отсюда, сели и уехали», именно так и говорят.

Помню, Мёд – такой позывной, – у него «Утёс» стоял, и немцы туда приехали. Я с этими немцами хожу, меня ополченцы уже хорошо знают. Мёд подходит к немцу и говорит: «Иди сюда». Берёт так, вытирает пыль и говорит: «1943 год выпуска. Вот с этой херни мой дед твоего ебашил». А переводчик стоит и молчит. Мёд говорит: «Переводи». Тот молчит. Мёд так автомат одной рукой профессионально сбрасывает с плеча и наводит: «Я что сказал?»

Потом идём, там ступеньки вниз, и Мёд говорит: «Сюда нельзя, стоять! – только так он с немцами разговаривал. – Там наши “глаза”. “Глаза”, уёбывайте оттуда». Слышу: шур, шур, шур, наблюдатель ушёл. «Всё, “глаза” ушли, идём».

А потом Мёд немцам говорит: «Почему ваша Меркель такая блядь?» А они молчат, они его уже боялись. Я смеюсь, прошу: прекрати. А он опять автомат одной рукой так ф-ф-фух: «Я что-то не понял? Переводи».

В общем, пообщался с ними и говорит: «Всё, вы мне надоели, нахер отсюда». Они уходят, немец мне показывает: мол, пошли в автобус. Я говорю: не, не, не, я остаюсь. Он так посмотрел на меня… Ну, сложно описать, как.

Этот Мёд и говорит: «Ира как человек приезжает сюда – привозит нам торбы покушать, покурить, а вы как немцы – с пустыми руками».

– Украинских военных ты тоже видела. Что это за люди?

– Я застала интересный период… Вот Карловка, мост идёт бетонный, а дальше уже – Пески. Следом аэропорт как на ладони. На мосту в Карловке стояли ещё даже не ВСУ, а те, которых призвали первыми – кого на 10, кого на 40 дней, – и тут их – хоп! – и на три месяца на передок. Как они могли необкатанных гражданских людей кинуть на передовую?

Кто-то из них был учителем, кто-то мелкий бизнес имел – такие люди там стояли. Хорошие пацаны, на самом деле.

От моста до штаба там был такой поворот, где нужно было успеть повернуть в Пески, потому что дальше уже блокпост ДНР был. Когда мы поехали в Пески, нам сказали: «Не забудьте повернуть – дальше ДНР, они стрелять начнут». А для меня ДНР – это свои. Я не боялась. Генку, водителя, трусило, а я как-то спокойно. Я тогда ещё не понимала, что такое война. И мы, в общем, забыли про поворот, проехали его – и едем на ДНР. По нам начинают стрелять, Генка на месте разворачивается – и мы обратно.

Снова приезжаем к мосту. Украинские солдаты ругаются: «Как же вы проехали!» И один, из Кировограда, говорит: «Я поеду с ними, покажу дорогу». Ему говорят: «Ты что, больной? Тебе что, жить надоело?» Но этот солдат сел с нами и нас сопроводил, доставил в штаб, рискуя собой.

Хорошие такие мальчики были тогда… не злые. Один, с красными глазами, с Запорожья, заплаканный какой-то, говорит: «Я тут не высыпаюсь, я домой хочу. Что они упёрлись в этот Донбасс? Ну, не хотят они с нами. Отдали бы этот Донбасс». При всех говорил, не тушуясь. Тогда ещё не боялись.

– Из донецкого аэропорта забирали мы украинских пленных, – продолжает Ирина. – Отмороженные, без ног, без рук. Когда уже всё закончилось. Я к ним ходила, с ними разговаривала. Кушать носила. Зубные щётки, пасты. Причём одну сумку несла на третий этаж, нашим пацанам, а вторую – наверх, «киборгам». Медсёстры говорят: «Они нас убивают, а вы их кормите». Я говорю: «Они нас убивают, а вы их лечите». Мы же не фашисты.

И «киборги» мне божились, клялись, что не будут больше воевать. Я с ними много говорила, на разные темы. Там был один мальчик – Остап; без ноги, отрезали под корень; двадцать лет ему. Я его на себе несла в «Скорую» на обмен. Я ему говорю: если ты будешь говорить гадости на ДНР, и на людей, что тебя спасли, – прокляну. Но он молодец, дал интервью, и очень хорошее. Его спросили: что вы пожелали бы украинским солдатам, которые идут на войну? А он две секунды молчал и ответил: «Ничого не пожелаю, чтоб не буты ворогом».

А был другой, тоже с ампутацией; тоже божился, что воевать не придёт, а я смотрю: одел протез – и опять на передке. В твиттере я с матом ему написала: сука такая, ты же обещал. Я знала, что он прочитает. А он ответил: «Ирина, у вас на одной руке ангел сидит, а другой рукой вы чёрта гладите».

– Может, это он себя имел в виду во втором случае…

– …И ещё был, помню. Я с ним один на один разговаривала. Он мне рассказывает, что ни в кого не стрелял, а я ему верю. Ну не может же человек врать. И я говорю офицеру из контрразведки: «Такой хороший мальчик, он будет рыбу ловить, землю пахать. Включите его в обмен». А офицер мне: «Ира, ты что, офигела? Это спецназ. Знаешь, сколько он наших положил?» Вот так вот…

Был ещё «киборг» в возрасте: зло-о-обный… Если другие говорят: принесите то-то, то-то, – этот рычит: «Не надо мне ничего». И не разговаривает. Даже искры из глаз летят. Кидался на меня, как собака!

– Ты, когда ещё была в Одессе, проводила своё расследований событий 2 мая?

– Две тысячи человек в Одессу заранее приехали из Киева – Майдан опустел в этот день. Они в Одессе сидели четыре дня. Для них были проплачены гостиницы у моря, такие задрипанные турбазы. Их специально завозили, и они ждали. Это всё оплачивалось. Если бы не было событий 2 мая, было бы что-то другое. Это массовое убийство должно было произойти, чтобы люди испугались. (И люди в итоге очень сильно испугались.)