Захар Прилепин - Всё, что должно разрешиться. Хроника почти бесконечной войны: 2013-2021 [litres]

Люди в Донецке – самый важный ресурс. Особенно те, кто все эти два года, или большую часть военного времени, пережили дома – заново запуская все механизмы и шестерёнки остановившегося государства.

Являясь по утрам к главе ДНР Александру Захарченко на планёрку, я всякий раз слышал информацию, которая не уходит в печать: сегодня с той стороны столько-то погибших, с нашей столько-то… Сегодня с той… с нашей…

В 2016, 2017, 2018 годах то и дело случались дни, когда ополченцев погибало больше, чем в самые жаркие периоды весны-лета 14-го. С украинской стороны потери были соответствующие.

Снайперские дуэли, миномётные обстрелы позиций, вылазки диверсионных групп – это превратилось в ежедневную, непрестанную, назойливую реальность. Время от времени Донецк снова начинала обстреливать артиллерия. Иногда «вэсэушники» захватывали какие-то деревни в нейтральной зоне. Потом их оттуда выкуривали.

И так беспрестанно.

Спустя год, другой, третий, четвёртый, пятый после начала войны Донецк оставался даже не прифронтовым городом, а – фронтовым. Разве что перестали летать бомбардировщики, и стоящие в полной боеготовности армии больше не отвоёвывают друг у друга крупные города. Но возле Донецка, непосредственно на его окраинах, по-прежнему такое количество украинских войск и техники – что здесь, в России, никакая человеческая нервная система не выдержала бы знания об этом.

Представьте себе на минуту: вот вы живёте в своём городке, испытываете волнение по поводу курса рубля или «двоек» ребёнка в школе, и вдруг выясняется, что на городских окраинах сосредоточено, скажем, двадцать тысяч войск потенциального противника, бронетехника; артиллерию якобы отвели подальше – но, если что, мощностей у неё хватит, чтоб снести пол города, не сдвигаясь с места. И наступление может начаться в любую минуту.

Что вы будете делать?

Помню, когда был Майдан, вся эта майданная публика ежедневно строчила в блоги: «Сообщили, что в Киев завтра войдут российские танки! Сообщили, что в город вошёл российский спецназ! Сообщили, что за городом высадился российский десант! И боевые морские котики в Днепре ещё…»

Истерика ни на минуту не прекращалась.

И сравните с дончанами. Никакой суеты, никакого шума. Каменный характер.

Шахтёрская работа – она отражается на психотипе.

Фронтовой Донецк – если смотреть внешне – никогда ничем не отличался от любого российского города; разве что в лучшую сторону. Горят вывески, открыты магазины, театры и кино; как правило – отличные дороги (только не возле самой «передовой»), фонари сияют, огромное количество автотранспорта, в том числе и общественного…

Я ещё помню, как я на своём джипе ездил в 2014-м по полупустому городу на аварийках (так ополченцы обозначали себя, чтоб им уступали дорогу), и все, кому надо, – знали мою машину, потому что других джипов с российскими номерами в городе не было, или почти не было. Уже в 15-м я терялся в общем потоке, и за езду на аварийках ополченцев штрафовали, и правильно делали.

Знаете, чем Донецк отличается от наших кавказских «непризнанных республик» – Абхазии, Южной Осетии? Там следы войны были очевидны даже пять дет спустя. В Донецке же всё латалось немедленно, на следующий день. Если вы там не были во время войны и приедете сейчас, подумаете – ничего там и не было. А там было такое, что не приведи Господь.

Людей с оружием на улицах нет вовсе. Где война, какая война?

В кафе – как правило, полных кафе – сидят чудесные донецкие девушки и пьют свой капучино.

У донецкого студенчества возникла реальная возможность проверить на своём опыте возможности «вертикальной мобильности». Я был на нескольких встречах Захарченко со студентами: всякий раз он объявлял, что ждёт – немедленно, завтра же – с каждого курса по десять отличных ребят, не обязательно отличников. Все будут распределены по различным ведомствам администрации. Те, кто отлично проявят себя, – получат должности.

Всё следующее утро в администрации принимали студентов. Являлись хорошие ребята, выглядели как настоящие московские хипстеры, внешний их вид ну никак не говорил о том, что они живут у фронтовой линии.

Поинтересовался как-то у Трапезникова: а из бывшего руководства никто не вернулся?

– У нас есть такой город – Ждановка, – ответил он мне. – Тот, кто был мэром до войны, – мэром остался и сейчас. Рейтинги у него высокие, люди о нём хорошо отзываются: порядочный. Из бывшего руководства в правительстве работает один человек. В своё время он был замминистра ЖКХ Украины. Грамотный работник, и мы даже попросили, чтобы МГБ его пропустило: никаких плохих дел за ним не числится.

Собственно, всё. Два исключения. Ну, может, мы кого-то забыли в том разговоре. В любом случае: государство начало строиться с низовых отметок.

Непостижимым образом новый кадровый состав очень скоро показал удивительные результаты.

Доказать это просто: уже в 2015 году налогов на той территории Донбасса, что контролировало ДНР, собрали больше, чем в последнем довоенном году.

Объяснение элементарно: всё то, что «серьёзные люди», «опытные управленцы» и «незаменимые аппаратчики» уводили по сложным схемам в параллельное пространство – пошло, наконец, в карман республики.

И это ещё при том условии, что часть производственных мощностей оказалась разбомблена, а многие экономические связи разорваны.

Право слово: у дончан есть чему поучиться.

В их выдержке, в их умении улыбаться и сносить истинные невзгоды – видно большое, почти религиозное чувство человеческого достоинства.

Эти люди и есть – элита и аристократия. А самозванцы убежали.

Завершая эту тему, несложно догадаться, в чём кроется причина физиологической неприязни ко всей донецкой и луганской истории части московских приятных юношей из отличных кафе, девушек из красивых глянцевых журналов, персонажей, поставивших принципом «родина там, где тепло», мужчин, не всегда похожих на мужчин, и женщин – на женщин, бешеных пацифистов, влюблённых в майдан поэтесс, светских львов и шакалов, неустанных борцов со сталинизмом, а также с вечным русским крепостным правом.

Неприязнь их строится на знании о том, как скоро в Донецке их прогрессивное всепобедительное большинство оказалось никчёмным, смехотворным меньшинством.

Этих людей ведь никто не выкидывал прочь из их офисов и квартир, из их журналов и со светских раутов. Ничего такого не понадобилось. Просто разом их мир исчез.

Но с их миром не исчез мир! Что оказалось крайне удивительным.

То есть их нет – а остальные люди есть, и умудрились не умереть, не исчезнуть с лица земли, не деградировать, не распасться на атомы.