Михаил Дегтярь - Репортер

Спрашиваю у Натана, нет ли у него чего-нибудь посолиднее? Есть же, в конце концов, «Ленинград», «ФЭД», «Зенит»?

– Знаешь, – важно ответил мне Натан, – все дело не в камере, а в мастерстве фотографа!

Делать было нечего, отправились со «Сменой».

Очень хорошо помню, как Гарри встретил нас, как волновался – для него это было одно из первых интервью, как ни странно. Мальчик еще не был избалован.

Много лет спустя мы заспорили с замечательным журналистом Виталием Мелик-Карамовым, кто первым взял интервью у Каспарова – он или я. Дело происходило на Международном кинофестивале спортивных фильмов в Милане, где участвовали наши с Виталием картины.

Виталий легко доказал мне, что был первым. Его материал о талантливом бакинском шахматисте опубликовали еще в 1976 году, когда Гарику было всего 13 лет.

А я интервью записывал 20 февраля 1980 года. Помню эту дату так точно потому, что в этот день сборная СССР по хоккею играла на Олимпийских играх со сборной Канады. В далеком от Баку Лейк-Плэсиде. И во время нашей беседы Гарик каждые пять минут выбегал в другую комнату, где работал телевизор, и дико кричал, болея за наших хоккеистов. Сборная СССР тогда выиграла со счетом 6:4, и настроение у будущего чемпиона мира по шахматам было отличным.

Он, как, впрочем, и все остальные болельщики на планете Земля, еще не знал, что через два дня наша сборная проиграет любительской команде из США, которая и станет Чемпионом Олимпиады-80. Советские хоккеисты получат лишь «серебро». А ведь до этого сборная СССР выиграла пять Олимпиад подряд.

Кроме этого ужасного проигрыша советской сборной, Лейк-Плэсид запомнился мне также великим достижением американского конькобежца Эрика Хайдена, который выиграл все пять дистанций. Получив пять золотых медалей, он один (!) мог бы занять третье место в общем зачете!

Во время интервью я с умным видом задавал какие-то вопросы, Натан беспрерывно щелкал своей дешевой «Сменой», – короче, никто не заподозрил, что мы авантюристы, звать нас никак и никакие мы не корреспонденты газеты «Молодежь Азербайджана».

Попрощавшись с Гарри и его мамой, я побежал домой записывать нашу беседу. Попросил Натана с утра передать мне несколько карточек.

Предстояла следующая часть комбинации – отнести интервью в газету «Молодежь Азербайджана», хотя я, как уже говорил, даже не знал, где находится редакция.

Утром я позвонил на работу, нагло сообщил, что заболел и иду в больницу. Натан тем временем привез карточки – очень, кстати, приличные. Он доказал, что не в камере дело, молодец!

Текст я написал от руки, потому что никакой печатной машинки у меня и в помине не было.

Я подошел к газетному киоску и купил газету. Там в выходных данных был адрес, поисками которого я и занялся.

Приехал на автобусе к мощному восьмиэтажному зданию. Это было издательство «Коммунист», где на разных этажах располагалось большинство партийных газет республики. В газете я прочитал, что редакция «Молодежки» была на 8-м этаже. Потом я узнал, что молодежные газеты всегда загоняли на самый верх.

Вдруг выяснилось, что спокойно пройти в здание я не могу. Нужен пропуск. На входе стояли вооруженные милиционеры. Проход в издательство для многих был серьезной проблемой, но не для меня.

Все мои друзья знают, что я обладаю способностью проходить в самые немыслимые места. Важнейшее качество репортера! Этим своим умением я часто развлекал народ в молодые годы.

Скажем, мы отдыхаем в Гурзуфе. Общий пляж – жуткий, грязный, много людей… Все мы знаем, что в международном лагере «Артек» пляжи значительно лучше. Но там серьезная охрана, пройти которую простому человеку нереально. Я звоню из телефона-автомата в справочную, узнаю телефон приемной «Артека». Звоню. Сообщаю, что пишу письмо на имя директора, прошу сообщить его фамилию. Допустим, Кравченко. Узнаю, что он сейчас в кабинете и что у него в гостях делегация из Польши. Этой информации более чем достаточно.

Подходим к охране. Я громко говорю одному приятелю: «Машину можно отпустить». Далее, практически не глядя в лица охранников – кто они такие, чтобы в их лица смотреть? – «Кравченко уже принимает поляков?» Охрана подтверждает. «Эти со мною», – говорю я, указывая на своих приятелей. Мы спокойно проходим. Уже войдя на территорию лагеря, поворачиваюсь и холодно говорю: «Чтобы мышь не проскочила! Ситуация в мире неспокойная!». Все это, конечно, экспромт. В следующий раз я пройду по-другому.

И в Москве, и в Ленинграде я на спор попадал в театры, в которые попасть нереально было.

Я уже рассказывал, что в 70-е годы посмотрел весь репертуар легендарного БДТ. Но как?

Звонил администратору театра за двадцать минут до начала спектакля. Представлялся сотрудником отдела культуры ленинградского (или московского) городского комитета партии (за использование партийных структур в корыстных целях можно было и в тюрьму загреметь!). Говорил, что сейчас к ним подойдет человек, который много сделал для развития культуры в городе, и ему нужно дать два бесплатных билета в партер. Ни разу не сорвалось!

Один раз я так закадрил роскошную девицу, которая не могла пройти в Театр на Малой Бронной на спектакль Анатолия Эфроса «Ромео и Джульетта» с Ольгой Яковлевой в главной роли. Звонок с телефона-автомата за две копейки, радостная встреча с администратором, места в первых рядах партера – и нужно ли говорить, что в эту ночь я сам был Ромео в тесной студенческой койке с благодарной Джульеттой…

В более поздние годы нужно было кровь из носу попадать на просмотры в Дом кино.

В 1982 году Роман Балаян снял фильм «Полеты во сне и наяву», и об этом фильме заговорили как о новом слове в киноискусстве.

Роман Балаян устроил самый первый просмотр в Белом зале Дома кино для своих друзей. Задача попасть на фильм усложнялась вдвойне – нужно было суметь пройти в сам Дом на Васильевской, а потом еще и в Белый зал.

В Дом кино меня тогда провел Борис Хмельницкий, которому я объяснил, что внутри находится моя жена, и ее какой-то армянин совращает в ресторане. Борис не мог мне не помочь. Много лет спустя мы с Борей стали в одно и то же время ходить в Сандуновские бани, после которых частенько сидели вместе в его любимом грузинском ресторане. Про выдуманную мною жену, соблазненную армянином, я ему так и не успел рассказать…

Итак, в Дом кино я вошел. Но как попасть в Белый зал, в дверях которого стоял сам Балаян и пропускал только тех, кого он знает…

Решение пришло внезапно. Я разбежался и практически вбежал в зал, успев в дверях хлопнуть Романа Гургеновича по плечу и прокричать ему в лицо: «Привет, Роман!». Естественно, он меня не остановил. Подумал, что, может, забыл, кто это…