Михаил Дегтярь - Репортер

Но особенно были популярны пышечные. Там подавали пышки с сахарной пудрой. Одна пышка стоила пять копеек. Сладкая пудра липла к пальцам. Вытирать руки можно было бумажными листочками серого цвета, нарезанными треугольниками.

Чаще всего вспоминаю пышечную на улице Желябова, 25 (сейчас этой улице вернули историческое название – Большая Конюшенная)…

Примерно с 1973 года мы перестали пить бочковой кофе. Ведь в Питере зарождалась кофейная культура и началась реальная кофейная революция. По тому, как относился человек к кофе, мы, тогдашние снобы, определяли: свой или не свой.

Было несколько выдающихся кофеен. Самая известная, я бы даже сказал, легендарная – «Сайгон» на пересечении Невского и Владимирского проспектов. Точный адрес – Невский, 49. Хотя я еще помню, что «Сайгон» называли по-другому – «Подмосковье», поскольку наверху находился ресторан «Москва». В «Сайгон» ходили хиппи, музыканты, художники. Здесь можно было встретить мало кому тогда известного Бориса Гребенщикова, который только через несколько лет напишет:

Когда мы пили кофе в «Сайгоне», то чувствовали себя неформалами. Богемой. Западниками…

Но нужно быть справедливым – «Сайгон», конечно, знаковое место, но кофе здесь был очень плохой.

Самый вкусный кофе, безусловно, был в кофейной около Политехнического института. Там работала легендарная Дора Петровна. Ее аппарат был похож на космический корабль – если в «Сайгоне» установили венгерские промышленные автоматы «Omnia», изготовленные по итальянской лицензии, то марку аппарата Доры никто из нас определить не мог. Кофе здесь варился под сильным давлением, которое Дора создавала с помощью каких-то невероятных никелированных рычагов.

Меня, как и некоторых других общих друзей, Дора Петровна знала по имени, варила кофе без очереди, а иногда и бесплатно. Мы входили в число постоянных клиентов и очень гордились этим своим завсегдатайством. Было в этом что-то истинно студенческое, но, может быть, и просто истинное…

Как правило, в питерских кофейных готовили маленький простой, маленький двойной, большой двойной. Простой кофе стоил тринадцать копеек. Если заказывали двойной, кофе клали в два раза больше, а воды было столько же, сколько и на простой. Цена двойного была, естественно, двадцать шесть копеек. Большой двойной – пятьдесят две копейки.

Высшим классом было зайти, подойти к стойке, обогнув очередь, и небрежно сказать: «Дорочка, мне сегодня – двойной без сахара и поменьше воды». А Дора Петровна могла ответить загадочным текстом, который случайная публика, пришедшая перекусить ватрушками и вареными яйцами, понять не могла ни при каких обстоятельствах: «Мишенька, вам сегодня тройной, а воды как на двойной».

Да что там тройной! Когда у Доры Петровны было хорошее настроение, она могла сварить даже четверной кофе!

Дора готовила кофе, после которого невозможно было не закурить…

Часто мы ходили и в Петровскую кофейную, расположенную в доме № 4 по Петровской набережной. Этот дом, знаменитый своими стилизованными под петровскую эпоху росписями по кафелю, был совсем рядом с нашим общежитием. Тема петровских времен была не случайна, поскольку рядом находится старейшая – 1703 года – постройка Питера: Домик Петра Первого.

В доме на Петровской набережной жили известные ленинградские люди – в частности, Георгий Товстоногов и Евгений Лебедев.

За пять лет учебы я посмотрел практически весь репертуар легендарного Большого драматического театра имени М. Горького, который сейчас назван в честь выдающегося режиссера Георгия Товстоногова.

Евгений Лебедев, женатый на сестре Товстоногова Нателле, был актером великого таланта. Я даже успел посмотреть такие знаменитые спектакли с его участием, как «Мещане» по пьесе Горького, где Лебедев сыграл Бессеменова, и «Король Генрих IV» по Шекспиру, где Евгений Алексеевич был Фальстафом…

Но особая слава была тогда у спектакля «История лошади», в котором Евгений Лебедев сыграл роль Холстомера. Уже тогда поговаривали, что поставил спектакль молодой московский режиссер Марк Розовский, а Георгий Товстоногов просто-напросто присвоил его, дав команду писать в афишах свое имя. Всю эту историю много позже описал Марк Розовский в своей книге «Дело о конокрадстве»…

Лебедев играл роль Холстомера гениально. Иногда даже казалось, что так может играть человек, который узнал ответ на главный вопрос на земле: «В чем смысл жизни?».

Однажды мы одновременно зашли с ним в Петровскую кофейню. В руках у Лебедева были бутылка кефира и батон хлеба. Очевидно, жена послала его в магазин, а Евгений Алексеевич решил заодно побаловать себя качественным кофе. Я понял, что такой шанс мне больше не представится, и быстро подошел к великому артисту.

– Евгений Алексеевич, – спросил я его, – так в чем смысл жизни?

Лебедев чудно посмотрел на меня. Как-то странно он вздернул подбородок, тяжело вздохнул и быстро, почти бегом, покинул кофейню. Не дал я тогда народному артисту СССР спокойно выпить чашку кофе…

Из общепитовских историй можно еще вспомнить вечерний вариант, который придумал я и назвал его «Два рубля». Полтора рубля на еду и 50 копеек на кино.

Ели мы по варианту «Два рубля» всегда в одном и том же месте – в пельменной на Невском проспекте. В этой пельменной до 1948 года находилась Еврейская столовая.

Но старожилы и в 70-е годы по привычке называли эту пельменную еврейской. Пельмени здесь щедро посыпались хорошо прожаренным луком – практически луком-фри. Запивалось все это белым портвейном «777», бутылка которого стоила 3 рубля 40 копеек. Если в ужине участвовали девушки, покупалось вино «Ркацители» по цене 2 рубля 40 копеек. После еды шли в один из кинотеатров на Невском проспекте.

Все-таки роскошная была эта программа – «Два рубля»!..

В Ленинграде я пристрастился к классической музыке и даже начал собирать грампластинки.

Лучшим магазином была «Мелодия» на углу Невского проспекта и улицы Бродского. В народе этот магазин называли просто «Грампластинки».

Конечно, увлечение это было отчасти и понтом, некой бравадой. Но теперь я знаю, что классическая музыка не раз помогла мне выжить и остаться человеком в непростых ситуациях.

Как минимум раз в неделю ходили мы с друзьями в Большой или в Малый зал Ленинградской филармонии. Абонементы покупали на год вперед. Малый зал находится на Невском проспекте, а Большой – на улице Бродского, которая сегодня переименована в Михайловскую. Здесь же расположен Ленинградский Малый театр оперы и балета, в котором мы тоже иногда бывали.