Сергей Попадюк - Без начала и конца

Отсюда и выписки. Они дают мне возможность многое вычеркивать. Они – в совокупности – намечают широкий (и вполне притом конкретный) фон для моих свидетельских показаний – фон, с которым я постоянно соотношу воспроизводимые мной события, стараясь их осмыслить, поскольку без него они вообще потеряли бы всякий смысл. В конце концов, когда мне совсем опротивеет пускаться в путешествия по этим страницам (а это, чувствую, очень скоро произойдет), я стану перечитывать одни лишь выписки, возглашая, подобно шекспировскому дьячку, «аминь!» в конце торжественно звучащих строк. В них та же история, которую и я пытаюсь рассказать. Та же, но только очищенная от житейских случайностей, – главное, лучшее, непреходящее в ней, ее квинтэссенция. Стало быть, не tabula rasa , а, скорее, палимпсест, на котором я пишу поверх полустертых текстов, одновременно их усваивая. Стало быть, не повесть, да еще состряпанная профессионалом, который, воспользовавшись «случаем из жизни», превратил бы его в то, «чего не было, но что могло быть»; а мне надо рассказать именно о том, чего быть никак не могло, но что на самом деле было. Это не повесть, не произведение – это моя жизнь!

В те минуты философского раздумья, когда ум, не смущаемый никакой страстью, наслаждается обретенным покоем и размышляет о причудливости человеческого сердца, он может положить подобные истории в основу своих выводов.

История, конечно, простенькая, даже банальная; ее можно было пересказать в двух словах. И как это я умудрился так ее растянуть? Действительно, значит, ничего не понимал… Ну, теперь уже немного осталось. Сейчас напишу об Астрахани и начну закругляться.

По своему положению и значению, Астрахань справедливо может быть названа пунктом, где сосредоточена торговля России с Востоком. Как портовый город, Астрахань, по числу паровых судов, занимает второе место, уступая только Одессе, а по числу парусных судов – первое место.

Смешанная, пестрая астраханская жизнь меня развлекала. Целыми днями просиживая над описями фондов в архиве, я от усталости начинал выписывать подряд:

О землятрясении в Астрахани, бывшем 25 февраля 1830 года.

О причинении жестоких побоев дворовой девке Петровой капитаном Кригером.

О пропаже в море крестьянина Красильникова.

О выходе из киргизского плена крестьянина Спиридонова.

О буйстве и воровстве татар, кочующих на калмыцких землях.

О побеге дворовой девки Яковлевой.

О похищении рыбы киргизами Внутренней Орды у Воронова и Турыжн-икова.

Об угоне лошадей из табуна у Герасима Челобова.

О нападении трех человек на московскую легкую почту

О захвате киргизами трех человек рабочих князя Юсупова.

О крестьянах, отыскивающих свободу от рабства помещика Ушакова.

О взыскании денег с индейских купцов Вачарамова и Сачумал Кастрма.

О причислении к астраханским мещанам англичанина Джона Лона.

Об убийстве калмыка частным приставом Ханжиным.

Об арестанте – матросе Иване Тимофееве.

О привлечении к ответу священника Николаевской церкви за венчание мещанина Ивана Егорова от живой жены с вдовой Марковой.

О переходе жителей селения Болхуны из православной веры в иконоборческую.

О буйственных поступках подпорутчика Синозина.

Об изнасиловании одиннадцатилетней девицы Соловьевой армянином Поповым.

Об отсылке малолетных бродяг мужского пола в батальоны военных кантонистов.

О дозволении отдавать в рекруты евреев после ревизии 1816 года.

О наказании плетьми Матрены Васильевой.

О возложении общественной нагрузки на мещанина Илью Степанова.

О ругательстве нецензурными словами заседателя Борисова.

Об изрезании себе горла Иваном Егоровым.

Работа моя заметных результатов не приносила. Я выходил покурить на крыльцо и, стоя на солнцепеке, размышлял о дважды промелькнувшей передо мной судьбе неведомого Ивана Егорова. Потом, подгоняемый тосклив ой моряной, через весь город шел к Волге.

Пройдя по набережной – мимо рыбниц с перекинутыми на берег длинными мостками, мимо «Поплавка» с его говором и звоном посуды, мимо гремящих прощальными маршами теплоходов, – я заходил в «Лотос», чтобы выпить в баре стакан вина и купить сигарет. Отсюда по спадающей жаре направлялся в кремль. Миновав боковые ворота у Житной башни, поднимался на высокую паперть собора: здесь можно было встретить наших реставраторов из Филатовской мастерской и в ожидании музыкального концерта потолковать со Славой Федоровым о том, как подвигается расчистка наружных фресок, о сметах и процентовках; иногда здесь появлялся местный краевед, напористый старик Гибшман, с новыми доказательствами существования в кремле древнего подземного хода. Народу на концерты собиралось немного, но я предпочитал оставаться на паперти, чтобы уйти, когда захочется. Случалась хорошая музыка; однажды была исполнена на гитаре баховская «Сарабанда»: резонируя в огромном, с колоннами, пространстве собора, гитара звучала органом…

Из кремля выходил под акации и клены Советской улицы (бывшей Екатерининской) – в неширокий зеленый туннель, во всю длину просвеченный снизившимся солнцем, – и на перекрестке Кировской, перед губернаторским домом, останавливался в раздумье. Здесь можно было свернуть налево, спуститься к Кутуму и у пивного ларька, присев на травянистом берегу, посреди негромкого мужского говора, вытянуть, не торопясь, пару кружек. Можно было повернуть направо, к Каналу, или заглянуть в Армянский гостиный двор. Это было испытанное удовольствие: быстро окинув взглядом классицистический (словно в какой-нибудь Калуге) фасад, пройти по истертым прохладным плитам подворотни, в глубине которой расходились на обе стороны марши деревянной лестницы с изъеденными временем балясинами перил, – и вдруг очутиться в азиатском караван-сарае, обнесенном ярусными аркадами, правда, тихими теперь и почти безлюдными; только сохло белье на веревках, а квадратный двор был завален магазинной тарой. Можно было, растягивая удовольствие, посетить еще Индийский и Персидский гостиные дворы… Я стоял в нерешительности на самом оживленном астраханском перекрестке, поглядывая на памятник Кирову перед зданием почтамта, на движущуюся мимо меня разноплеменную толпу, которая изумляла меня не меньше, чем здешняя архитектура.

…Здесь встречаются важные Индейцы из отечества Браминов и Гимнософистов, Татаре, некогда покорители мира, а ныне рабы народов, Калмыки, презренные чада природы, Персияне, слабые остатки могущественной державы Киров и Дариев, Армяне, Кабардинцы, Грузинцы и тысячи других народов, здесь ловишь черты разнообразия в роде человеческом лучше, нежели в Бюффоне; видишь превращение лиц и одежд, и с приятным изумлением слышишь звуки незнакомых выговоров, которые напоминают о Вавилонском смешении языков; здесь узнаешь наконец, что Астрахань есть маленькое царство, извлеченное, так сказать, из царств Азиатических.