Сергей Попадюк - Без начала и конца

Сошедшиеся в одной точке восточные народы, живя здесь бок о бок с бывшими вятичами и пермяками, с потомками мятежных стрельцов, произвели на свет необычайно красивых метисов. Но и такого множества всевозможных уродцев – горбатых, колченогих, перекошенных – я тоже нигде больше не встречал. И матросы, матросы, прямо сгустки синие мареманов (курсантов астраханских ПТУ) роились в этой крикливой толпе, вышедшей на вечерний променад.

…Махнув на все рукой, я наискось пересекал сквер с памятником и входил в здание почтамта. Стараясь казаться небрежным, протягивал удостоверение через барьер. Потом поворачивался и выходил. И шел, не спеша, дальше.

Ровным шагом спускался к Каналу, с горбатого мостика долго любовался прямизной и пустынностью набережных, отблеском заходящего солнца на куполе татарской мечети, отражением далекого костела в неподвижной воде… С Канала – опять на Советскую. И дальше, дальше в наступающих душных сумерках – мимо Полицейского управления и Матросского садика, мимо Благовещенского монастыря, прославленного «свадебным бунтом», а за монастырем – налево и через Кутум, мимо винной лавки на углу, мимо домишек купца Поляковича, мимо раскрашенной резной «Аркадии», задворками, задами – к чертовой матери, домой, к Адаму!

И так – день за днем. Меня затягивал, меня выталкивал этот город, сохранивший черты губернского захолустья, целиком – со всеми своими колокольнями, фасадными портиками, бурьяном под стенами домов – перенесенного в азиатские пески и в окружении выжженных солнцем саманных поселков заплесневевшего с изнанки ветхими деревянными айванами, бухарскими халатами и ленью; этот шумный южный порт, пропахший рыбой и тиной, с его петровским эллингом возле судостроительного завода, с Каналом, выкопанным бывшим греческим корсаром, перешедшим на русскую службу, с белыми силуэтами теплоходов, которые медленно возникают в просветах тенистых улиц. Этот город ежедневно затягивал и выталкивал меня; каждый день я таскался на почту, томясь в ожидании ответа на мое письмо.

…Подобно тому, как птица бьется о зеркало, в котором она видит себя и свое отображение считает то настоящей птицей, то нет. Эта игра с человеком, когда он не верит своим собственным чувствам, имеет место прежде всего у тех, кто обуян сильной страстью.

Американец уехал со своими на Кубу на два года. Он оставил мне ключи, и, вернувшись из Астрахани, я переселился в его квартиру. Это не заняло много времени: все, что было мне нужно, было уже при мне – в командировочной сумке. О своем объяснении с Морковкой не хочется сейчас вспоминать.

…Чувство, похожее на отвращение и подобное тому, какое испытывал бы тонувший человек, оторвавший от себя вцепившегося в него человека. Человек этот утонул. Разумеется, это было дурно, но это было единственное спасение, и лучше не вспоминать об этих страшных подробностях.

Слава богу, мальчишки при этом не присутствовали: один уже отбыл в пионерский лагерь, другой – на дачу.

Итак, взяв двухнедельный отпуск, я засел в Сашкиной квартире. В письме я сообщил Юле свой новый телефон, и как в Астрахани ждал ответного письма, так теперь ждал звонка. Боясь его пропустить, я не выходил из дому, даже в магазин за продуктами выскочить не решался; хорошо, Ирочка, уезжая, оставила мне кое-что в холодильнике – эти запасы я ухитрился растянуть на неделю. Потом сосиски и яйца кончились, последние дни я питался одним сладким чаем. Целыми днями я кружил по квартире: то ложился на тахту, пытался читать, то выходил на балкон, возвращался, шлепая босиком по нагретому солнцем паркету, ставил чайник на плиту, курил, разговаривал сам с собой, ругал себя последними словами и поминутно поднимал трубку, чтобы убедиться, что телефон в исправности. Это была какая-то одержимость. Почему я так верил, что мое письмо не останется без отклика?

Я ждал, и ждал очень терпеливо, пока наконец не понял, что она ни за что не сделает первый шаг для встречи со мной.

Телефон молчал. Тогда, переломив гордость и сбрив отросшую щетину, я сам поехал на Госпитальную. Это было 20 июня, в пятницу. Отпуск мой истекал, в понедельник я должен был выйти на работу.

В комнате Юлы сидел мужчина – поднял голову от журнала, когда я вошел. Лицо, знакомое по фотографиям, которые она мне показывала; я поздоровался. Она быстро сказала:

– Выйдем, поговорим.

В дверях мы столкнулись с красивой седеющей женщиной. Ее я тоже узнал и тоже поздоровался. Мы прошли в конец коридора, к окну.

– Ну, здравствуй, – сказала Юла. – Ты вовремя появился.

– Что же ты меня родителям не представила? – спросил я. – И что значит – вовремя?

– Завтра мы домой улетаем. Они за мной приехали.

– Завтра?!

Так во мне все и опустилось! Я к чему угодно был готов, только не к этому. Растерянно выдавил:

– Как же так, а экзамены? Я думал, сессия до конца месяца…

– Экзамены – всё. Сегодня последний сдала.

Прежняя невозмутимая приветливость – так разговаривают с забежавшим на минутку старым приятелем. А я-то бог знает что нагородил в своем воображении за время полуторамесячной разлуки! В один миг рассеялись волшебные миражи. Я не сообразил тогда, что для нее-то это время по-прежнему текло: она заканчивала семестр, сдавала экзамены; теперь вот домой возвращается, к жениху…

– Значит, всё?..

От горя я сразу забыл и бесконечные свои хождения на почту, и изматывающее ожидание звонка. Я чувствовал только, что устал и очень голоден; ноги меня не держали, я присел на подоконник. У меня уже не хватило сил удивиться или обрадоваться, когда она неожиданно сказала:

– А знаешь, я раздумала замуж выходить. Так что свадьбы не будет.

Стоп! Тут надо остановиться и поразмыслить, потому что начинается непонятное. Пожалуй, самое непонятное из всего, что было до и после.

– Не досадуйте, сеньоры, на вечные мои отступления, – о моем горе нельзя и не должно рассказывать кратко и быстро: ведь каждое обстоятельство этой истории представляется мне заслуживающим пространной речи.

20.09.1975.С чего же начать? Прежде всего, я не сомневаюсь в том, что за минуту до моего прихода у нее и в мыслях не было – отказывать жениху. Решение вдруг, при мне, родилось. Я даже, кажется, успел уловить предшествовавшее словам мгновение неуверенности, колебания; да и позже имел случай в этом убедиться.

Значит – импровизация.

Дальше. А дальше (забегая вперед) известно что: вышла она все-таки за этого своего… Альку. Сразу же вышла, как только со мной рассталась!