Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и переводы. Роман в стихах. Из переписки. Том II

(тогда мечтал он: как синица
зажеч российский океан
и приезжал отец в столицу
спасать: попавши в ураган
меж казаками – простирая
свой зонтик пробивая бреш
стоял бровями помавая
шепча: са-баки его еш—)

недоучась рожденный поздно
таким шол в жизнь идеалист
а в жизни: неудачи – мглист
чиновный петербургский воздух
им надышавшийся устал
погряз в раздвоенности в частном
и незаметно сам он стал
таким акцизником бровастым
и вышло что он был из тех
на ком ненужности трагичной
печать – не вкусит кто утех
стыдясь удачи в жизни личной
кто целомудрием своим
понятием опасным долга
врагам наскучил и своим —
испортив жизнь себе надолго
надолго или до конца
племянник помнит взор склоненный —
в движеньях бледново лица
над карточным сукном зеленым
зловещий ломберный отсвет
и в лёте тех же помнит лет
взметенный как костром зарею
над миром красный облак-дым:
пылало небо и под ним
стояли дети не игрою
сим зрелищем поражена
была душа их – в этот вечер
истории провеял ветер
услышал мир: война —
жена
готовит мужа в путь походный
мать сына в вихрь свинцовый шлет
за годом чорным год голодный
землистоликий настает
в столице пасмурно и скупо
лиш речи дерзки и вольны

раз гость обедавший (за супом
за кофэ тот же дух войны
тень неотступная) как дети
рассказывал бегут на фронт
потом закрывшись в кабинете
отец шагает взад вперед
и курит в кресло погрузившись
а со стены на мир озлившись
поднявши правый эполет
насупясь клочит баки дед
портрет поблекнувший за синью
полудымка ещо бледней
вот сын вошол с отца очей
не сводит и привлекши сына
отец как с равным первый раз
совет житейский начинает —
он сгорблен – ус растрепан – глаз
над смятою щекой блуждает:
он мог бы – глухо говорит:
здесь совершенствуясь чинами
жить в безопасности и с вами
но что ж – он убедился —: вы
и без меня – а мне чины
не нужны —
мало понимая
слова ловя их звук глухой
сын хочет что-то отвращая
в судьбе – закрыть отца собой

но произвел уж разложенье
в нем книжный яд: отделено
от дела в нем ево волненье
как в грезе сковано движенье
косноязычно и темно
и безучастливый наружно
стоит а перед ним отец
твердит серея как мертвец:
я не могу – расстаться нужно —
осудиш сам меня потом

и в хлопотах о переводе
уже отец – уже в походе
и брошен прежний мир и дом
к кузине бабушки в именье
сын с матерью приглашены
вот Петроград зловещей тенью
как призрак отплывает в сны

ещо России лик мелькает
в окне вагонном перед ним
вот берег Волга раздвигает
клокочет пароходный дым
воззрившись ночью в темень в оба
в огнях течот дракон речной
на пристанях сухая вобла
гармоника и женщин вой
вой матерей что провожают
хмельных рекрутов на войну
а лодки с песней рассекают
взлетая чайками – волну
с икон огромных черноликих
сурово тьма времен глядит
и та же тьма во взорах диких
тех провожающих стоит

ещо увидит он усадьбу
в ней бабы Оли силует
в старинном траурном наряде
из белой колоннады в свет
одной ногой вперед ворчливо
ступает – жолтая рука
указывает палкой сливу
упавшую в траву с сука
столичному ребенку в диво
все: ветер парк и эта слива
ездой утешен верховой
забыл он чорный час военный
но в поле вот – австриец пленный
пасет коров – в тростник пустой
он дудку смастеривши свищет
свирель сверлит – все дальше тише —
постукивая в кость копыт
пыльцу взвивая конь бежит
деревнею опустошонной
и обездоленной войной
конь времени – из жизни сонной
несет – проносит в строй иной

ночами колыхался флаг
багровый неба – там циклопы
кидались громами – в окопы
ещо в которых не был враг
прожекторы сникали: в тучах
их обоюдоостра синь
и в терны проволок колючих
врастала пыльная полынь
земля дрожала – эшелоны
шли днями серые в пыли
колесный скрип обозов – стоны
из них как бы из под земли
и тут же в местечковой грязи
теленок жалобно мычит
на сучковатом перелазе
мальчишка пяткою сучит
большеголовый белобровый
жует свирепо хлеб воззрясь
с вниманьем неземным коровы
и в серый эшелон и в грязь
этапный комендант шагает
простукал палкой подскочил
лавируя среди пучин
текучих луж – сопровождает
ево забавно семеня
такс белый с видом адьютанта
и бледный мальчик – сын: семья
гостит сейчас у коменданта

этап обходит он с отцом
вот рапортует каптинармус —
бросок – ладонь под козырьком
тень на висок броском и на ус
котел где варится горох
усатый повар открывает
и ложкой длинной вынимает
на пробу порцию – не плох
куда душистей и сочистей
горох солдатский скучных блюд
когда на скатерти их чистой
в столовой чинно подают
хоть не всегда в столовой чинно:
все чаще тыловой народ
бросает в пар спиртной и винный
свой чорный непонятный рок
всю ноч доносится в покоик
где отрок спит – неладь попоек
гитарный плач недружный крик
нелепой ссоры вопль и грохот
рыданье выстрелы и хохот
и тиш повисшая на миг
та тиш что громы заглушает
в ней серце детское шагает
споткнулось падает – отец
во тьме нетвердою походкой
бредет наткнулся наконец
и николаевской бородкой
колючей мокрой ищет лоб
рукой дрожащей шаря крестит
– не забывай отца по гроб
и помни он не продал чести
и сын босой за ним во след:
– куда ты папа – «Бог с тобою»
и разрешается слезою
горючей пьяной пьяный бред

иною ветряною ночью
он пробуждается – воочью
пред ним виденье предстает:
у зеркала свеча сияет
и дама косы оправляет
со шпильками во рту поет
кос незнакомки тишина
и электрический их шорох
сквозит эолова волна
в соломенных наружных шторах
но незнакомка кос извив
последний вкруг чела обвив
встает склонилась у постели —
закрыв глаза не дышит он
вдруг на щеке ево сквозь сон
ее уста запечатлели
душистый поцелуй – потом
в прокуренной пустой столовой
сидит он днями бледный новый
послушает гитарный гром
струны коснувшись неумело
иль новое придумав дело
шлифует ногти на руках

а серая течот река
солдатской лавы – извергаясь
вулкан войны дрожит гремит
мир лавой залитый горит
и рушится с оси сдвигаясь

вот мать вернулась из столицы
(в назад ещо поездка) там
перед отъездом помолиться
в пустой зашла случайно храм:
сквозь сероту забот дорожных
припомнился враждебный ряд
последних лет и дней тревожных
(уже был смутен Петроград)
жизнь прожитая безответно —
и в жалости к себе слеза
промглила сладко незаметно
полузакрытые глаза
в сей влажной мгле она не сразу
увидела сквозь голубой
луч на стене перед собой —
как в саване воскресший Лазарь
из тьмы пещеры выходил
перед толпою поражонной —
откуда так знаком ей был
библейский вид толпы – в смущонной
вдруг всплыло памяти кольцо
гаданье девичье – кто знает —
и помертвевшее лицо
она в ладонях укрывает
язык гаданья темен: вид
простово образа сулит
зловещее нездешним вея
но жизни сон ещо страшнее