Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и переводы. Роман в стихах. Из переписки. Том II

был труден путь ее на фронт
за поездом ее последним
шли вести странные и вот
в местечке служатся обедни
гуляет красным ветром флаг
над чорной улицей – толпою
гвоздит в толпу сулитель флаг
стуча в пустой помост пятою
и вопли марсельез кружат
все вкруг: посул топ пенье банты
а в тыловом мирке кутят
похмельный сон у коменданта
здесь ежика в саду открыв
и в чепчик детский нарядив
совет потешный держат вместе
как окрестить и спиртом крестят
один советует назвать
Рево тот – Люцией а крестник
от спирта и заздравной песни
пыхтя топочет под кровать
след оставляет мокрой лапой
волочит кружевной шелом
меж тем на станции этапной
бушует пьяный эшелон

с кого то сорваны погоны
кровь топот ног в пыли и стоны
а комендант – докончен спирт —
накрывшись полотенцем спит
вдруг в дверь приклад солдатский ухнул
и вваливаются на кухню
в руках винтовки мрачный вид
блуждает взгляд растерзан ворот
оглядываются – где ворог:
где кровопийца! – папа спит
сын дверь от кухни притворяет
идет будить: пап! пап! и груз
безжизненный плеча качает
а! что! – привстал: растрепан ус
ево расправивши гребенкой
покрыв охотничьей шубенкой
продолговатость плеч встает
и посреди солдат идет
с привычным видом коменданта
в окошке бледная семья:
за ним потешно семеня
такс белый с видом адьютанта
в окно вдали толпа видна
там рева грозново прибои
смолкают грозно перед боем

вот бурей – ротново жена
на ней плащ детский перелетный
в руке большой фонарь (свечи
в нем только нет) – бежать в ночи!
а ротный – невозможен ротный:
он пьян кричал в толпу ура
но слава Богу! писарь старший
ево ведет – давно пора!
бормочет ротный: бей – монарший —
вперед – в столовой под ключем
теперь он заперт – писарь водит
глубокомысленно плечом —
ни в чем он смысла не находит:
зачем полковник говорит
в толпу – там щолкают затворы
как раз на пулю налетит
на шалую за разговоры —
меж тем в столовой стук окном
все к двери – возятся с замком:
дрожащих рук не чтут запоры
но вот подался ключ и что ж
в столовой никово лиш шторы
воздушная проходит дрож
и руки ротная ломает
а под стеною пробегает
с оглядкой бледный деловод
за ним – они: их страх ведет
дверями кухонными садом
кладбищем полем в лазарет
где в темных окнах сестры рядом
стоят – лица на бедных нет
тут фельдшер к ним – толстяк: круглятся
глаза дрожит губастый рот
вбегает – ну спасайтесь братцы
смерть! началось – и сам вперед
мячом танцует под ногами
от пули воротник подняв
туманом вьется над полями
полусновидческая явь
сквозь терны проволок колючих
по тернам высохшей травы
как призраки над ними тучи
летят касаясь головы
одна сестра платок пуховый
поспешно с головы – в комок
дороже головы платок
прострелят жаль – платок то новый
за руку сына мать влечот
а сын так странно безучастен
считает серце: нечет-чот
разрознен разобщон на части
среди живых он одинок
их извне хладно наблюдает
и лиш безвесный холодок
ево – прозрачня – проникает
тот внешний холодок потом
в сновидческом глухом инертном
хоть зрячем оснует свой дом
и над одром провеет смертным

бегут навстречу им окоп
чертою ломанной змеится
они в окоп как в тесный гроб
сползают в черноту – укрыться
чу выстрелы или сучок
под чьей то тяжкою ногою
и присвист и знакомый чмок
и над окопною дырою
зашолся лаем такс – за ним
на лёте сизых туч – утесом
тень – уголечком папиросным
черты едва озарены
и голос —: вот вы где сидите
а этот дурачок – смотрите!
– отец смеется – вас нашол
от дома вам по следу шол
заметлешился вдруг у сада
зафыркал и пошол стрелой
что вы тут делаете! Ада
ну вылезай идем домой
да все спокойно: страж до утра
сам буйный эшелон несет —
все хладнокровия расчот
а ведь была одна минута
я шол в толпу толпа ревет
я ж с палочкой – передается
спокойствие в толпе волной
и увязался такс за мной
ему зачмокали он жмется
а вот передние дают
дорогу и круги идут
затишья – тут еврейку тащут:
как продают под властью вашей!
за спекуляцию карать!
я лезу медленно в карман
ключ вынимаю открываю
свой стол в нем ножик – разрезаю
неспешно хлеб и им с плеча
разрез с изюмом кулича:
не хлеб – кулич и кто то сзади
уж через головы: пошол!
мой мой кулич! и смех прошол
и все прошло в ево разряде —

ещо тревожна ноч хоть след
не чертит в ней свинец залетный
но бродит где то пьяный ротный —
погибнет натворит он бед
но у каково то солдата
в руке винтовка и расплата
за необорный грех веков
невытравимый след оков

та ноч откроет ряд опасный
дней – только отрок им причастный
на все глядит как сквозь туман
как Достоевсково роман
жизнь душу эту разъедает —
он Достоевсково читает
и все внедряется порок
сновидных дней ночей бессонных
призраков недовоплощонных
укрытых демонов меж строк
за окнами меж тем гранаты
и выстрелов шальных раскаты
там серый дезертир мелькнул
и воют в пламени погромы
горят усадьбы скачут громы
кругом круглится око дул

однажды пропылив задами
к калитке самоход и вот
в папахах – у папах цветет
верх огненными языками —
в углу винтовки прислонив
на стол револьвер положив
с отцом таинственные гости
таинственный совет ведут
невнятно голоса растут
и наконец отец с часами
к семье: оденьтесь пусть возьмет
Мик теплый плед и в самоход
а я на лошадях с вещами —
не объясняя больше им
их крестит и мешая дым
автомобильный с пыльной тучей
ощерясь дулами семью
проносит самоход летучий
с этапной кассою семью
деревни и мосты мелькают
под вечер пыльный городок
их мостовою сотрясает
и стихла тряска смолк гудок
у цели – от ограды тени
провеялись: фонарь потух
и за оградою виденье —
луною воплощонный дух
цветущей яблони: там облак
под лунной радугой и тут
тово же естества и оба
богорасленные цветут.

был дивен этот переезд
в кругу винтовок гайдамаков
был дивен в темном блеске звезд
вид снежных древ и чорных маков
из щели тротуарных плит
процвел веночек – мак багровый
но вот начальник участковый
полковник грузный семенит
калитка хлопнула радушно
радушный говорок на о
герой польщон что клонит уши
полковник к лепету ево
меж тем тарелки подставляя
рукою пухлою с кольцом
а доч полковника – босая
склонилась тут же над чулком
домашней милой суматохой
оказан путникам почот
и сон уж новою эпохой
на новом месте настает

вот улицею пропыленной
роится городок пред ним
чугунный островок балконный
над быстриною недвижим
толкуют группки ротозеев
подошвы шаркают гуляк
и огненным с папахи вея
мчит дыбя лошадь гайдамак
герой наш после горькой соли
выходит с пледом на балкон
от Байрона и жолчной боли
в себя впервые погружон
до недр невнятных человека
всему земному первый враг:
библиотека и аптека
на новой почве первый шаг
те дни уже не повторятся
когда тягучий перевод
умел заставить задыхаться
когда тяжолый переплет
хранил страничный вей мятущий
когда весна свой ствол цветущий
из снов тянула и стихов
к садам воздушным облаков
когда со стен старинной башни
предстал впервые кругозор
и ветер этих мест всегдашний
свой оперенный поднял спор
и встали над низиной нишей
на четырех холмах кладбища
и белым голубем собор