Лидия Кобзарь-Шалдуга - Альбом моей памяти. Родословная семьи

Не помню, чтобы родители при нас, детях, ссорились. В доме у нас никогда вообще не употреблялось ругательных слов, даже таких казалось бы, безобидных, как «чёрт», «зараза», «паразит», которые я часто слышала у соседей. Хотя родители не были религиозными людьми, просто почему-то совершенно не было надобности в таких словечках.

В нашей семье жили в уважении друг к другу, с врождённым тактом и деликатностью. Например, дома я не слышала обсуждений кого-либо из соседей. Не было и в помине жалоб на нехватку денег, на какие-либо жизненные трудности. Вообще о деньгах не было разговоров, мои родители даже мне, взрослой, никогда не задали вопрос о зарплате. Также и я сейчас не спрашиваю у сына, сколько он получает. А когда меня кто-то чужой спрашивает о деньгах – я, теряясь от неловкости за бестактность этого человека, не знаю, как ему ответить.

Вспоминаю, сколько садов мой отец посадил дома и в колхозе! Как самоотверженно трудился всю жизнь! Будучи бригадиром садово-огородной бригады выращивал лучшие в области урожаи овощей и фруктов. На премию купил мощный мотоцикл «ИЖ-Юпитер». Затем стал начальником участка в колхозе и выращивал рекордные урожаи сахарной свёклы и пшеницы, имел много разных грамот, многие годы его фото было на районной доске Почета, получил медаль «За трудовую доблесть».

Отец весной в своем саду

Мама во дворе возле летней кухни

Когда наш отец в своём колхозе им. Красной Армии организовал коммунальное хозяйство, его деловые способности развернулись на полную силу. Он закончил в Харькове курсы и быстро обеспечил газовыми плитами каждый дом, бесперебойно возил газовые баллоны, уголь, дрова сельчанам во все три бригады колхоза: в Рогозянку, Андреевку и Стецковку.

Используя свои обширнейшие личные связи в Харькове и всей области, доставлял вагонами прямо на нашу станцию Шиповатое шлакоблоки, кирпич, целые финские домики, всевозможные стройматериалы из Харькова, Купянска и других мест. Ему, как лучшему в области начальнику коммунхоза, в Харькове выделили персональный грузовик. Это тогда, в семидесятые годы, развернулось бурное строительство и в колхозе, и у односельчан. Люди жили зажиточно и уверенно, спокойно глядели в завтра.

Мама заведовала быткомбинатом, а позже – в отделе кадров колхоза оформляла пенсии и вела учет разных работ. Отец, будучи бригадиром, целыми днями мотался на мотоцикле по фермам и полям, иногда подвозил домой тетку Майку, жившую с мужем от нас через хату. Соседки, конечно, подначивали, но мама всегда отшучивалась, она была абсолютно уверена в своем муже. Между ними царило полнейшее доверие, отец был полностью открыт, всегда советовался по всем мелочам. Возвращаясь из Харькова, подробно рассказывал о поездке маме и всем нам. Мама могла о чем-то умолчать, но нам, детям на все просьбы всегда отвечала:

– Как отец скажет. Надо спросить у отца.

Заскочив домой в обед, отец бросался отбирать у мамы ведро с водой, которое она несла через двор в сарай напоить корову. Больше ни у кого в жизни я не наблюдала таких чистых и целомудренных, уважительных и доверительных отношений.

Правда, мама мне, уже взрослой, жаловалась на болезненную ревность отца, от которой он сам страдал, как-то сказала: «Лучше бы он пил!..» Однажды она в отчаянье даже ушла из дому. Отец через два дня еле нашел её у дальней родственницы и умолял вернуться, обещая больше не давать воли своему наваждению.

Часто в летние каникулы я видела, как отец доставал из багажника охапки полевых цветов и отдавал их не мне, например, а именно в руки маме. Мотоциклом в Харьков он привозил маме в больницу букеты её любимых пионов. Она мне рассказывала: «Выхожу в приёмную, а он отдаёт огромный букет пионов, весь в пыли – ведь ехал 130 км! Я зашла в умывальник, под краном их ополоснула, занесла в палату, так все там просто ахнули!»

Отец на снегозадержании в колхозном саду

Мама на нашем огороде, возле сада

Когда в молодости отец мастерил мебель в нашу хату, мама украшала её своим рукоделием. Зимними вечерами при свете керосиновой лампы увлечённо вязала кружева и вышивала нитками мулине гладью и крестиком рушники, дорожки, картины. Отец вставлял вышитые ею букеты в рамки и вешал на стены, а самый большой букет на чёрном домотканом полотне вставил за стекло в дверцу самодельного шифоньера.

Мама очень любила солнце в доме. У нас всегда на окнах – прозрачные белые занавески, на портретах рушники, а на столе – белая вышитая скатерть, на полу – чистые дорожки. Мне нравилось наводить чистоту и уют – мыть полы, гладить бельё, пока мама поралась в летней кухне, а бабушка – в огороде. Школьницей и студенткой в каникулы я каждый день подметала во дворе и за воротами, в комнатах брызгала китайскую розу и протирала листья фикуса.

Брат Николай в 7 классе

Я с братиками в 6-м классе

Брат Ваня

Дома меня не заставляли заниматься хозяйством, как обычно в сельских семьях. Моя бабуся ещё была в силе, занималась огородом, а мама – домашним хозяйством, она тогда нигде не работала и не доверяла мне кухонные дела. Поэтому я не стирала, не знала кухни, не доила корову, не управлялась со скотиной. После уборки в доме и во дворе я чаще шила, рисовала, много читала. Так что в некотором смысле и правда росла белоручкой.

Хотя, конечно, летом, как и все ровесники, полола тяпкой бурьян на огороде, окучивала картошку, носила коромыслом воду от колодца, а осенью, когда всей семьёй копали картошку, выбирала её из земли в вёдра и в мешке на спине носила с огорода в погреб. Когда подходила наша очередь, пасла в стаде корову.

Но самое приятное – сенокос: ворошить скошенную накануне душистую траву, переворачивать покосы и сгребать их в валки, стягивать в копычки-стожки. А потом свозить сено домой, складывать его в сенник – корове на зиму. И такая хорошая усталость и удовольствие от окончания важной работы!