Гавриил Кротов - Три поколения. Художественная автобиография (первая половина ХХ века)

Этот плюгавый человек, гнувший спину перед любым начальником: подрядчиком, приказчиком, старостой – чувствовал себя господином этой женщины и упивался своей властью рабовладельца.

– Варька, сымай лапти!

– Василь Тимофеевич, помилуй сударь мой батюшка!

Но Василий не менял позы и выражения лица.

– Ну!

Варвара робко начала развязывать смерзшиеся лыковые бечевки.

– Цалуй лапоть!

Покорно, по-собачьи осторожно прислонилась Варвара губами к лаптю, сильный, обдирающий лицо удар опрокинул её на спину.

– Как цалуешь, стерво!

Он несколько раз пнул её лаптем, но, чувствуя себя неустойчиво, схватил её за косы и потащил к столу. Почувствовав опору, он начал, не торопясь, пинать ногой беспомощное тело женщины.

Диким котёнком прыгнул Яшка с печки на шею отцу и вцепился руками в бороду.

– Тять, оставь мамку!

Василий оторвал от себя Яшку и швырнул его на пол. Мать быстро вскочила на ноги, схватила Яшку, обняла его руками и крикнула мужу:

– Не дам Яшку, не дам, идол!

Это уже не была та покорная женщина, которая минуту тому назад извивалась под ударами мужа, не смея уклониться от них, это была мать во всем её величии звериной любви и решимости защищать своего детёныша.

Василий, бормоча угрозы, кинулся на лавку и вскоре захрапел.

Мать, обняв сына, плакала слезами обиды, утешая его. Разбуженная шумом старуха-свекровь ворчала:

– Охальница ты этакая. Да как это язык-то у тя не отсохнет, мужу такие слова говорить. Мужа то ублажить надыть, а ты… эх, ты, змея лютая. Мало бьёт он тебя.

Варвара уложила сына и начала раздевать сонного мужа. Эта беззащитная женщина, покорная мужу жена без особых усилий поворачивала расслабленное тело мужа и, как ребёнка, перенесла его на постель. Потом погасила свет и долго молилась, кладя земные поклоны перед иконами, тёмные лики которых широко открытыми глазами равнодушно глядели на муки женщины, на дикую жизнь человеческого семейства.

Сладок на заре детский сон. Так не хочется открывать глаза, а ведь потом надо вылезти из-под тёплого зипуна и идти в предрассветную сырость.

Яшка слышит голос матери, чувствует её настойчивые толчки, но хочется ещё немножечко, ещё чуть-чуть полежать, выгадать несколько драгоценных минут. Но мать безжалостно стаскивает зипун, и сон исчезает. Яшка надевает зипун, кладёт за пазуху ломоть хлеба, луковицу и соль, завязанную в узелок тряпицы. Всё это заботливо приготовлено матерью. Вот они выходят на двор. Мать открывает ворота, и Яшка гонит скотину на пастбище. Он звонко щёлкает длинным кнутом и басовито выкрикивает ругательства. Пасти приходится одному. В лесу можно растерять большое стадо. Яшка не трусит. Он уже чувствует себя большим. Его семилетний возраст не мешает ему чувствовать себя настоящим мужиком. Это очень интересно в семь лет.

Взошло солнце. Трава ещё покрыта росой, но уже не ощущается холода. В лесу на полянке Яшка пускает коров пастись, а сам ищет ягоды, слизун, кислицу – вот и завтрак готов. Потом он следит за птицами, стараясь понять, куда ползёт этот дятел или почему сороки подняли такой отчаянный галдёж. Он жадно наблюдает жизнь леса, скрытую и тихую, но красочную и интересную. Стоит только уметь замечать, и перед глазами открывается жизнь и борьба. Вот осторожно крадётся ласка, грациозно изгибая красивое хищное тело. Вот в траве бессильно трепещет крылышками птичка, скованная взглядом змеи. Она видит надвигающуюся смерть, но её движения парализованы уколами холодных змеиных глаз. Всё это интересно Яшке, всё это понятно ему, и всему он может дать объяснение. Но как только взгляд его охватывал более широкое пространство, начинают мучить вопросы: почему? Почему дует ветер? Почему бывает день и ночь? Где кончается лес и что идёт дальне? Эти вопросы вспыхивают в голове Яшки и гаснут, не получая ответа.

В полдень Яшка выгнал скотину к реке. Спасаясь от жары и овода, коровы стояли в воде, лениво обмахиваясь хвостами.

Яшка заметил мужика, склонившегося над ручьем, занятого какой-то работой. Он осторожно подошёл и увидел, что мужик устанавливает маленькую игрушечную мельницу на плотине, сделанной из камня и дёрна. Словно сказочный великан, он снял крышу мельницы и наблюдал за работой деревянного механизма.

– Пойдёт! – произнёс мужик вслух, подтверждая свои мысли.

Теперь он выпрямился, поправил ремешок, охватывающий длинные, вьющиеся на концах волосы, и улыбнулся Яшке ласковой улыбкой.

Между мужиком и Яшкой завязалась беседа. Познакомились. Дядя Михайло (так завали мужика) объяснил Яшке устройство модели водяной мельницы, по которой он будет строить настоящую, большую мельницу на реке Белой. Яшка узнал, что дядя Михайло столяр из соседнего села и славится своим мастерством. Он мог сделать из дерева всё, от баской ложки до ткацкого станка. Дядя Михайло охотно объяснил, как вырубаются замки, связывающие углы деревянных строений, сращиваются брёвна, укрепляются стропила, как из дерева строится громадное, прочное здание.

С этих пор дядя Михайло и Яшка встречались часто. Столяру нравился этот толковый любознательный парнишка, а Яшка не чаял души в своём новом знакомом. Он казался ему добрым волшебником, знающим много тайн, способным сказочно переделать окружающую жизнь. Сама внешность Михаила напоминала Яшке образ святого угодника, только всё лицо светилось доброй, мягкой улыбкой. И Яшка готов был отдать ему свою детскую душу.

Дядя Михайло уговорился с Яшкиным отцом, чтобы на зиму Яшку отдали к нему в ученики.

Семья дядя Михайла была большой и дружной. В этой семье не было тяжёлой нужды, ссор и драк, которые постоянно наблюдал Яшка в своём доме. В зимние вечера семья собиралась вокруг стола. На столе в резном светце горела берёзовая лучина. Женщины пряли лён, бабушка вязала чулки, мужчины плели лапти или делали ложки. Затейливым кружевом плелись сказки бабушки о прекрасных царевнах и царевичах, о сказочном царстве, о свирепых драконах и храбрых богатырях. Иногда Михайло рассказывал о городах и заводах, о далёких областях, где всё не так. Где текут широкие реки, где бурлаки тянут громадные баржи, где ходят чудовищные паровозы, где стоят большие дома и живут богатые люди.

Эти рассказы раскаляли Яшкино любопытство, и всё это сливалось в сплошную сказку.

Иногда Михайло затягивал песню. Мягкий и приятный голос сразу делал песню интересной. Её подхватывала бабушка, низкими голосами вторили сыновья, вплетали свои звонкие голоса невестки и дочка, Яшкина ровесница.

Особенно хороши были субботние вечера, когда комната была чисто вымыта. Освежённые баней члены семьи садились пить чай. После чаю Михайло расстилал на столе чистое полотенце, доставал с божницы толстую библию, тщательно завёрнутую в белую холстину, и благоговейно раскладывал её на полотенце. Он читал отдельные главы из Нового и Ветхого завета. Иногда библию сменяла книга «Житие святых». Перед Яшкой вставали образы Моисея, Саула, Макковеев, рисовались образы подвижников, которые гибли за веру, перенося невероятные муки.