Евгений Беляков - В лабиринтах памяти. Студент – это состояние души!

Тем не менее, природа брала свое и все мы, пионеры – мальчики и девочки, задорно, строем и с речёвками входили в пубертатный период. Все чаще пионерский галстук находил себе место не на шее, а в кармане брюк. На переменах мы бегали за одноклассницами и, настигнув очередную жертву, радостно хватали руками, начинающие наливаться соком, сиськи. Они пищали, и неохотно разбегались. Подобные действия не носили никакого ярко выраженного сексуального оттенка в наших стремлениях, однако, по мнению учителей, они абсолютно не соответствовали облику советского пионера, вне зависимости от того, где у него в этот момент пребывал галстук на шее или в штанах.

В конечном итоге точка зрения педагогов могла бы привести к деформации психики подростка и развитию комплексов неполноценности на сексуальной почве, если бы не поддержка моего отца. Однажды вечером, за домашним столом, слышу голос матери-учительницы (привожу дословно, фраза запомнилась на всю жизнь):

– Ты знаешь отец, наш сын стал совсем взрослым, – заподозрив неладное, я перестал жевать и, после театральной паузы продолжила, – он девчонок за сиськи дергает.

Медленно, с набитым ртом, останавливая жевательные движения и вжимаясь в стул, я поднял глаза на отца. Но в его взгляде я не увидел никакого осуждения, скорее наоборот мужскую солидарность, с оттенком удивления, он хмыкнул и молча, продолжал ужинать. Невероятными усилиями мне удалось скрыть свое внутреннее ликование – мы их сделали (!), весь этот педсовет. Моя будущая сексуальность спасена!

Вообще с «этим делом» в школе обстояло неблагополучно. Современной молодежи этого понять невозможно. Только представьте: нет интернета с его обилием порносайтов; нет порножурналов и порнофильмов на DVD; нет сотовых телефонов и соответственно обмена видеороликами не детского содержания; нет молодежных телеканалов (этих стимуляторов половых гормонов) и фильмов, в которых отсутствует грань между эротикой и порно; нет «Дома 2» и пр.

Расхожая, в те времена, фраза – «У нас секса нет» имела под собой вполне реальный фундамент. Информацию «про это» приходилось собирать буквально по крупицам, как правило, из уст таких же дилетантов, как и сам. Естественно она получалась искаженной, так как большинство исследователей, недостаток достоверности компенсировало личными гипотетическими домыслами. Однако в целом давала понять, что есть еще не раскрытые тайны природы, наголову разрушающие мифы об аистах и капусте.

Итак, на пороге пубертатного периода, с задавленной педагогическим советом расширенного состава (и в школе и дома, в подавляющем своем большинстве женщинами) в зачаточном состоянии сексуальностью, я просто потерял гармонию в развитии и, как следствие, интерес к учебе. Полностью упустил базовые моменты понимания математики и физики, да и к другим предметам интерес совершенно пропал. В результате в первой половине восьмого класса я превратился в твердого двоечника по физике, математике и английскому языку, по прочим предметам еще оставлял учителям крупицы надежды.

Мама с отцом неоднократно пытались нацелить меня на повышение успеваемости, назидательно внушая, что с такими знаниями я могу и не мечтать об институте, правда угроза эта совершенно не мотивировала, поскольку я итак о нем не мечтал. Неожиданно мотив все-таки нашелся. Как-то мама обронила фразу, что такими оценками могут гордиться только посредственности.

В ту пору применялась совершенно другая шкала ценностей, и мы не понимали, что гнобленный двоечник иногда представлял собой такую же личность, как и отличник, а зачастую и более яркую. А так как я себя уже считал посредственностью в физическом и в половом развитии, то оказаться таковым еще и в сфере образования – это уже казалось лишним.

Постепенно я начал реабилитировать себя в глазах окружающих. К концу восьмого полностью избавился от троек и начал преуспевать, особенно в тех дисциплинах, в которых прослыл двоечником полгода назад. В последующих классах, я посещал олимпиады по физике и математике собиравших лучшие юношеские умы от Ростова до Махачкалы, и с нескрываемой гордостью, завоевывал первые места, среди железнодорожных школ Северо-Кавказской железной дороги.

Думаю, такой прогресс возник не случайно. Физику преподавал пожилой мужчина, а математичка – молодая незамужняя женщина, благодаря повышенному содержанию тестостерона в крови, манерой поведения скорее напоминала мужика.

Я, наконец, вырвался из-под влияния женского педсовета. Учеба давалась легко, что повышало самооценку и придавало уверенности в себе. Соседкой по парте вдруг оказалась Галка – самая половозрелая одноклассница с шикарными сиськами и попкой. Она хоть и преследовала свои меркантильные интересы, постоянно списывая у меня практически по всем предметам, тем не менее, щедро одаривала своими знаками внимания, позволяя мечтать о том, что по окончании школы, мы вдвоем рванем на БАМ, вместе с дорогой строить свое будущее. Не помню причины, побудившей эту мечту, возможно, она явилась продуктом доминирующей в то время идеологии, но скорее всего, порождением подавленной на тот момент сексуальности.

Учитывая, что молодежные организации, куда автоматом принимали в начальных классах, никоим образом не вдохновляли на продолжение политической карьеры, даже став отличником, я не принял поста старосты класса, на который меня пытались водворить одноклассники и всячески пытался отлынить от попыток затащить меня в комсомол. Но с приближением выпуска, будущему студенту предстояло ехать куда-то поступать, поэтому пришлось только из карьерных соображений, на последнем месяце учебы в школе, среди зубрящих Устав ВЛКСМ кандидатов из младших классов…. В общем, все это понимали и меня зачислили в комсомольцы.

К окончанию школы сколь либо определенных целей дальнейшего продолжения обучения я не испытывал. Отец настаивал на ростовском железнодорожном, но перспектива создания трудовой династии меня не привлекала. Поэтому когда Вовка, мой школьный друг, предложил ехать в Таганрогский радиотехнический институт, я без колебаний составил ему компанию и легко, без напрягов, поступил.

Девятый класс советской школы. Отличительной особенностью его от соседних восьмого и десятого, которые в те времена считались выпускными, являлось закономерное отсутствие экзаменов по окончании учебного года. Впереди ждало безалаберное лето, слегка омраченное непродолжительной «обязаловкой» типа практики (работой ради работы). Как правило, нас ждала уборка и без того чистого школьного двора, либо перетаскивание с места на место школьной мебели.