Виктор Васин - Моя жизнь. Лирические мемуары

Члены команды проходили через сито медицинских комиссий в поликлиниках и больницах моряков, им выдавались специальные книжки, где в графе – заключение – была пометка: годен к работе в такой-то должности на судах дальнего плавания в тропических и арктических водах. Туда же вносились данные о положенных (и сделанных!) – прививках и вакцинациях. А поскольку моряк в обязательном порядке подлежал переосвидетельствованию через двенадцать месяцев, негодных к работе на судах не было.

Члены команды считались практически здоровыми.

И, посему, основные обязанности судового врача сводились к профилактике. В круг его прерогатив, прежде всего, входили: наблюдение за забором пресной воды, за завозом продуктов в портах Союза, и за закупками снеди за рубежом. Питание команды, оценка качества и калорийности еды, тоже (и всечасно) контролировались «доком».

Плюс ко всему – ежедневное наблюдение за санитарным состоянием корабля. Так что обязанности «дока» в большей мере были «гигиеническими», и в меньшей – лечебными. Не зря же судовой врач подчинялся на берегу не лечебному учреждению, а санэпидстанции порта приписки своего штатного судна.

Конечно, в рейсах могли иметь место бытовые травмы, либо травмы, полученные матросами команды во время выполнения погрузочно-разгрузочных работ; могли иметь место и алиментарные отравления при сходе моряков на берег в иностранных портах. Члены команды могли подцепить эпизоотию, распространённую в тех или иных тропических странах.

Ну, ещё мог заболеть зуб, да воспалиться аппендикс…

Но я, кажется, слишком забежал вперёд, описывая должностные обязанности судового врача, которых у меня покуда не было, и которые я намеревался обрести. Не скрою, что-то меня смущало, что-то казалось непреодолимым. Скажем, обладаю ли я хорошим здоровьем, таким, которое позволило бы мне получить доступ к работе на судах дальнего плавания? Перенесу ли я морскую болезнь (штили-то в океанах бывает редко!). И, наконец: была ли моя биография столь чиста, а сам я столь лоялен к советской власти, чтобы надеяться на получение загранпаспорта моряка торгового флота?..

Ближайший крупный порт (и морское пароходство при нём) находились от моего городка в ста километрах. Прибыв туда и побеседовав с главным врачом портовой СЭС, я получил некоторое представление об условиях работы судового эскулапа, и о размере его возможного заработка.

Главврач СЭС – милая женщина лет сорока (в прошлом и сама, в ранге «дока», поболтавшаяся в водах Мирового океана) – поведала мне следующее: судовому врачу платили неплохие деньги в рублях, с учётом стажа и аттестационных категорий. А поскольку служба была непрерывной, без праздничных и выходных дней, ставка удваивалась. Плюс к этому, ему шла валюта «за кордоном» согласно его должности и числу лычек на гражданских погонах.

Да ещё четырёхразовое бесплатное питание, да ещё долгий отпуск после года непрерывного плавания, словом – полный пансион.

В зависимости от класса судна судовому медику выделялся целый отсек на одной из палуб, где были: личная отдельная каюта, госпиталь с койками, закреплёнными в кардановом подвесе, аптека, амбулатория, ванная, и прочие удобства.

Поведанное миловидным главным врачом (чувствовалось, что она прониклась) тронуло меня и честным рассказом о материальной стороне дела, и намёком на романтику путешествий, и предложением – взглянуть на мир своими глазами. Возможно, это и был вариант, который я искал, хотя и понимал, что избрав его – как профессионал, я выпадаю из корпоративной обоймы на пару-тройку лет.

Я заполнил нужные бумаги, написал автобиографическую справку, где, как и требовалось, указал все родственные связи, места работы близких, и адреса их проживания. К анкетным, исповедально-правдивым бумагам, приложил, как и обязывалось, положительную характеристику, заверенную местными партийными органами. Характеристика гласила, что я благонадёжен, и что помыслов – остаться за кордоном, у меня нет. Таможня, как говорится, давала добро. (Любопытно, читают ли эти бумаги те, кому и должно их читать, или же во всём полагаются на характеристику, заверенную в местном партийном секретариате?..). Через месяц загранпаспорт моряка торгового флота СССР мне был выдан, я успешно прошёл медицинскую комиссию, сдал необходимые зачёты, требуемые для получения Учётной книжки повышения квалификации судовых медиков, и, спустя две недели, отправился в первый рейс.

Штатное судно, на которое я был направлен исполнять лекарские и санитарные обязанности, показалось мне неплохим и по фактуре, и по дизайну обводных линий (на других до того момента мне бывать не доводилось). Кажется, оно досталось Союзу по послевоенной контрибуции, и поскольку было построено в Германии (а немцы, чего уж тут! – строить суда умели) выгодно смотрелось на фоне «калош», склёпанных у нас в годах… эдак в тридцатых.

Ко дню передачи (в счёт репараций) судна Союзу его возраст наверняка перешагнул за солидный рубеж.

Конечно, корабль многократно ремонтировался, менял внутреннюю начинку, кое-какие механизмы, отделку и оснащение кают (в некоторых устанавливались кондиционеры и холодильники), но прочный, умело сваренный корпус, оставался прежним, довоенным, и по-немецки выглядел добротно. Более всего мне нравился настил наружных палуб: толстенный дубовый паркет, который – после долгой отциклёвки его поверхности матросами, и обильного ополаскивания забортной водой – сверкал тёплыми красками, и дышал свежестью океана.

Судно по регистру имело неограниченный район плавания, длина его составляла более ста тридцати метров, имело хорошую дизельную машину, делало до восемнадцати узлов в час, и звалось всепогодным сухогрузом. Медицинский отсек находился на средней палубе, и смотрелся вполне (по тем годам) современно.

Команда судна насчитывала сорок пять, иногда сорок восемь членов, и состояла из судоводителей, механиков, электромехаников, матросов палубы и машины, и обслуживающего персонала.

Корабль имел автономную хлебопекарню, механизированный камбуз, и хранилище для месячного запаса основных продуктов.

В состав команды входил и первый помощник капитана, который именовался первым не потому, что по должности был первым после капитана, а потому что он отвечал за дух команды, за благонадёжность и идеологическую подкованность её членов.

На судне первого помощника не любили, называли бездельником и лишним в команде, втайне считая его «глазами и ушами» органов госбезопасности. Напрасно. Его роль на судне была хоть и не столь значимой и заметной, но всё же немаловажной.