Валентин Жуков - Узники Ладемюле, или 597 дней неволи

Однако предварительно нужно было бы найти такого мифологического героя, как Геракл, а без него к очистке свинарника было привлечено местное расселение и, естественно, переселенцы. После фундаментального ремонта помещение было приведено в божеский вид. Были завезены новенькие парты, столы и другое школьное оборудование. Приглашены преподаватели из Смоленска, и прозвенел первый звонок, возвестивший начало школьной жизни. Этот очаг просвещения привлек учеников из двадцати деревень Костыревского сельсовета. В 1936 году отделом народного образования Смоленской (в то время Западной) области школе было присвоено звание образцовой, и мы аккуратно выводили на обложках наших тетрадей эту почетную аббревиатуру «Костыревская ОСШ».

Когда помещичий сад перешел во владение школы, директор пригласил сторожа, который ревностно оберегал его. Осенью он аккуратно убирал засохшие ветви и сучья, а весной обмазывал стволы смесью глины и извести. На вооружении сторожа была малокалиберная винтовка ТОЗ-8 и данная ему в помощницы звягливая дворняжка, которая не давала покоя непрошенным гостям. Мы не раз совершали набеги, как те неразумные хазары, на сад, где уже созревали белый налив и апорт, хотя эта акция несла в себе изрядную долю риска, поскольку там постоянно находился сторож и его нервозная помощница, возвещавшая своим визгливым лаем о наличии инородного объекта на территории. Тут уж надо было перелезать через высокий досчатый забор и давать волю ногам. Если кто-либо застревал на этом маршруте, сторож опытным движение стаскивал с него штанишки и методично обрабатывал ему заднюю часть заранее заготовленным букетом самой жгучей и свежей крапивы. После такой обработки пострадавший в течение недели не мог прямо сидеть за партой, а если кто-либо из нас произносил слово «яблоко», у него невыносимо начинала чесаться задница, что он не находил себе места.

В один из весенних дней 1940 года учитель физики Семен Антонович Филиппов, которого мы между собой называли «хромым» (у него была ампутирована голень, и он пользовался протезом) предложил организовать кружок фотографии. Несколько ребят из нашего класса, и я в том числе, записались в кружок. Подолгу после уроков мы пилили и строгали планки и дощечки для камеры фотоаппарата, склеивали детали короба столярным клеем, натирали влажным речным песком куски оконного стекла, чтобы сделать его матовым. Затем выпрашивали у родителей деньги для покупки линз, кассет с фотопластинками, фотоматериалов: бумаги «Унибром», проявителя, закрепителя.

Потом, обычно после съемок своих родителей, мы забирались под кровать, завесив ее плотным лоскутным одеялом. Там при свете фонаря «Летучая мышь» с закрашенным красной гуашью стеклом мы священнодействовали, проявляя пластинки и печатая с негативов фотографии. Снимки получались грязно-коричневыми или вовсе темными, на них трудно было распознать отснятый объект.

Иногда к открытому окну нашего полуподвального класса подходила жена учителя и восклицала: «Сеня! Брось ты эту затею. Ничего у вас не получится». А он с досадой ей в ответ: «Нюра! Не пророчь!» Потом мы изображали эту сценку перед своими одноклассниками, приводя их в неописуемый восторг.

Что мне еще помнится: объясняя траекторию полета артиллерийского снаряда, учитель громким голосом вещал: «Немцы – люди умные!» – При этом поднимал указательный палец кверху. – «Они устанавливали свои дальнобойные орудия под 45° и во время Первой мировой войны обстреливали побережье Англии!»

Ну, а кем стал наш наставник во время войны на оккупированной территории, я расскажу несколько позже в соответствующем месте и подходящем для этого времени.

Пятые-седьмые классы разместились на первом полуподвальном этаже, где окна наполовину были ниже уровня земли. Старшие классы заняли светлые просторные помещения на втором этаже. Там был большой зал с балконом. На большой перемене в зале устраивались игры. Школьные праздники, собрания как школьные, так и родительские также проходили там. Должен сказать, что у нас не существовало неприязни между младшими и старшими классами, не было высокомерного презрения со стороны старших.

Сразу после окончания семилетки в июне 1940 го- да мы вдвоем с одноклассником Михаилом Ивановым подали заявления, заимствованные из объявлений в областной газете «Рабочий путь», в Тбилисский архитектурно-строительный техникум.

Мой приятель, как и все мальчишки в классе, носил кличку, и довольно меткую – «Сися». А прозвали его так потому, что он имел пухлые щеки, напоминавшие женские груди. Казалось, приставь к ним соски, и получилась бы полная имитация этой женской принадлежности. Но как бы там ни было, а в классе он был отличником по всем предметам, хотя воспитывался без отца. Из Тбилиси нам прислали вызов прибыть для сдачи вступительных экзаменов в техникум. Моя мать Елизавета Ивановна тут же отговорила меня от поездки, как она выражалась «на чужбину», приведя очень аргументированный довод: «Ты можешь закончить десятилетку сидя у себя на печи». Мой друг отбыл в столицу Грузии, где его и застала война. Мы встретились с ним лишь летом 1963 года. Он в чине майора интендантской службы после женитьбы на сестре моей первой жены Нине появился в нашей деревне, так как здесь жили ее родители. Он забрал ее из участковой больницы в Караганде, где она работала терапевтом, и, применив военно-тактический прием, передислоцировал ее из Казахстана во Фрязино (Московская область), где ему от военного ведомства была зафрахтована квартира. Мне же была уготована иная участь, и десятилетку я закончил не у себя на печи, а в вечерней школе № 15 в поселке Слепянка под Минском в 1955 году. Но до этого времени было очень и очень далеко. И за эти годы произошло много других событий.

Брат мой Николай в школьные годы проявил недюжинные способности к рисованию. Уже в седьмом классе его рисунки были представлены на областной выставке школьного творчества и занимали не последнее место. На семейном совете было решено, что Николай поступит в Витебское художественное училище. Туда он обратился с письмом, запросив, какие документы нужны для поступления. Ответ был на белорусском языке, в котором он ничего не смыслил, и он просто испугался, думая, что преподавание будет вестись на белорусском языке, и оставил эту затею. Он поступил в железнодорожный техникум в г. Рославле, что в 25 километрах от нашей деревни, и успешно закончил его в июне 1941 года. Получил диплом техника-механика вагонного хозяйства и направление в гомельское депо.

Читать дальше