Наталья Казьмина - О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 2. 2008–2011

2 апреля

Пошла проверять себя на «Последних» В. Кокорина (театральный режиссер, актер, Нижегородский ТЮЗ), которых притащили на «Маску». Проверила – потеряла вечер, но я права была: спектакль очень плохой, никакой, глубоко претенциозный и провинциальный. Все в шинелях, черно-белая одежда. Действие вокруг длинного стола. В «небе» грозди лампочек, которые то вспыхивают, то еле тлеют. Горького играют, как Сартра, драму идей, вычурно сдержанно. От этого не человеческая идея выходит, а люди плоские. Лешка Демидов тоже плевался. Ушли после первого действия. А с нами повалили и многие молодые. Скучно, не занимательно, не зажигательно. Зачем надо было тащить это зрелище в Москву? Думаю, что это интрига Кати Дмитриевской. Она и на «Радуге» его тащила изо всех сил, пока остальные отстаивали магнитогорскую «Грозу» Л. Эренбурга.

Г. Демин с колоссальным удовольствием сообщил мне, что «твой Фокин с “Трупом” провалился. Это не плохо, а ужасающе, зал недоумевал и шумел». Что ж, жаль, но не исключаю, что это Москва театральная старается. Уж если она не любит, то хоть удавись.

4 апреля

Шахиня сегодня про «Живой труп» говорила оживленно и с удовольствием, которое не подделаешь. «Очень серьезно это все», что – правда.

ТВ. «Закрытый показ» с А. Гордоном. «Гадкие лебеди» К. Лопушанского (российский кинорежиссер и сценарист). Странное тяжелое кино, но мне скорее понравилось, чем нет. Пафосное, как всегда у него, но мысли и тексты есть замечательные. К стыду своему, не знала, что это повесть Стругацких. Г. Гладий в главной роли – он умеет быть личностью.

Неожиданный ракурс конфликта отцов и детей. Удивило, что многие в студии (и старые, и молодые) говорили, что «старики» в долгу перед детьми, что столько наворочали в XX веке. Это правда, но молодые так легко приняли эту версию, что ощутили себя и правоверными, и безгрешными, и имеющими право обвинять и требовать. А жестоки страшно. Так, словно никогда не состарятся.

7 апреля

С 11 до 17 час. Сидела на конкурсе Смоленскогов Щуке. Такой тоски за те 7 или 8 лет, что я сижу в жюри, не было никогда. Много страшно заурядных работ. Никаких. Я бы из 24 человек оставила всего двоих: мальчика из Екатеринбурга и девочку из Ярославля. Наши «добряки» оставили человек 8 или 9. А завтра еще 24… И куда потом их отбирать? Из двух зол лучшее, как выражается Аля Заславская?

Вечером лицезрела опус Дашкевича-Кима-Ореновав Хабаровской оперетте. Они сваяли «Самолет Вани Чонкина» по Войновичу.Думали, что русский лубок ваяют, а вышла «Вампука, оперетта постсоветская». Разлюли-малина. Музыка и слова – будто 30 лет не прошло – сляпаны на остатках и ошметках «Бумбараша». Тот же прием Иванушки-дурачка, попавшего в водоворот истории, хотя войны разные. Но там был режиссер Н. Рашеев, стилист, а здесь Вова О., собравший, разжиживший, адаптировавший на самую широкую публику приемы М. Левитина, И. Бергмана, М. Захарова и др. В музыке, я уловила даже цитаты из Г. Гладкова. Процитировали и Ф. Легара (венгерский и австрийский композитор и дирижёр, 1870–1948) , и частушки полупохабные вплели, но забыли назвать М. Дунаевского. Канкан А. Семенова «Тарарабумбия» на слова А. Введенского (русский поэт и драматург из объединения ОБЭРИУ) исполняют как вставной номер (в середине и в конце на поклонах) как клоуны, в цилиндрах и с красными носами. Азартно, моторно – но зачем? Драматургия ужасная, действие стоит, актеры поют фронтально, на публику, а дальше хоры, то поют, то маршируют. Все кукольное, с понтом гротеск. Основной сюжет – как Ваня приревновал Нюру к быку. Бык – огромная голова, с десяток ног артистов под полотнищем, чудище – драконище из детских елок. Второй сюжет – политический – аналогия Сталина и Гитлера. Спускаются красные полотнища с бантами, играет немецкий марш, Гитлер похож на Чаплина из «Диктатора» и тоже танцует балериной, клоуном, пигмеем. Сталин в белом костюме и бурках сидит за письменным столом, которым ему служит мавзолей. И оба кричат «Расстрелять!».

И третья линия – еврейская тема сильно устаревшая, разжиженный Бабель и Шолом-Алейхем. – Мойша по фамилии Сталин, бегущий отовсюду со своей Цилей, лирически и меланхолически поющий про Иерушалайм Ершалаим. Старик, все комментирующий, во все встревающий. Он все время что-то советует Чонкину, он спорит с НКВД, он дает отпор немецкому диверсанту и местному стукачу. Эдакий дед Щукарь навыворот. Финал – ребенок Нюры и Вани у еврейских стариков на руках – просто «Скрипач на крыше».

В финале гуманный немецкий шпион, проникшийся любовью к странной стране, чинит ераплан и все вместе они улетают отсюда к е. матери. А потом на экране показывают кучу летящих кукурузников. А вначале еще Сашка Филиппенко читает свое любимое стихотворение Ю. Ряшенцева с нелучшими рифмами «Зачем России оперетта?» Затем, чтобы в свободной и демократичной стране – в эзоповой форме по старой привычке – «сказать правду». Все это как-то бесцельно, старомодно, неталантливо. Срубили бабки. И главное – бывшие левые с таким удовольствием вписались или сами выписали, пересоздали стиль постсоветского апофеоза. Смотришь на сцену и вспоминаешь правительственные концерты, «Березки», милютинский «Девичий переполох» и т. д.

В финале чуть не заплакала: всем весело, а мне смертельно грустно; это, значит, вот такой театр осталось мне досматривать на своем веку? Труппа скандировала «Режиссера!». Вместе, надо сказать, с Дашкевичем. Половина зала (кроме другой половины, которая, возмущаясь, ушла в антракте, и нас двоих с О. Кудряшовым) аплодировала стоя так, будто перед ними БДТ лучшей своей поры.

Тут надо бы дать реплику Ирины Прозоровой: «Выбросьте меня!.. Я забыла, как по-итальянски окно».

И этот Вова О., ласковый разводящий, дилетант, ободравший, как липку, нескольких своих друзей и учителей, пишет статью о том, что Толя Васильев зря прожил свою жизнь, жулик и ничего не сделал для русского театра. Что ж ты раньше молчал?! А сейчас хочешь понравиться начальству, бросаешь камень в человека, который остался один? И на фоне этой талантливой статьи – вот этот «Чонкин», выдвинутый на «Золотую маску»! Привезти его можно было, либо ничего не понимая, либо за очень большую взятку. Не удивлюсь. Володя и мне ее предлагал: мило, между делом, весело. Если, мол, появится желание писать (он что, меня не знает?), то какой-то Приморский фонд оплатит мою работу. «И, поверь мне, гонорар будет раз в пять больше, чем вся ваша ТЖ». Это мы с Юлькой Мариновой делаем ТЖ, посвященную «Сатирикону». Вернее, она делает номер, а я сделала беседу с Райкиным. И думаем обе, что О. Пивоваров попытается нас надуть с деньгами. Кстати, манера говорить и ласково предлагать неприличные вещи у него та же, что у Вовы. Они не умеют обижаться.