Илларион Толконюк - Раны заживают медленно. Записки штабного офицера

– Прочитай, и все поймешь, – упавшим голосом заметил дежурный. – К тому, что здесь изложено, мне добавить нечего.

Смысл записи гласил, что германские войска вероломно вторглись на нашу территорию и продолжают стремительное продвижение. Возникла непосредственная угроза Киеву. 19-й армии приказывалось выбить немецко-фашистских захватчиков со священной Советской земли и ни в коем случае государственную границу с Германией не переходить.

У меня потемнело в глазах. Придя в себя от потрясения, я с тревогой спросил: как же армия выполняет поставленную задачу? Пономаренко посмотрел на меня как на ненормального и раздраженно ответил:

– А никак! Ты разве не понял, что в шифровке задачи нет? В ней сказано лишь то, что дела плохи. Да и войска еще полностью не сосредоточились…

Рассмотрением по карте расположения корпусов и дивизий знакомство с обстановкой закончилось. Стало неясным даже то, что казалось ясным. Вставала целая серия вопросов, но задавать их было некому, да и ни к чему. Что же случилось с войсками приграничных округов? Война идет всего несколько дней. Как могли немцы угрожать Киеву? Неужели они продвигаются беспрепятственно, едут на машинах? Ведь пешим порядком они даже без боев не скоро бы могли подойти к Киеву. Как могло случиться? И что за задача поставлена нашей армии? Совершенно неясно, на какой рубеж вышел противник. С какого рубежа, в каком направлении и когда должна армия перейти в наступление? В какой полосе наступать? Какая поддержит авиация, кто соседи, с кем взаимодействовать? Какое ее отношение с Киевским особым военным округом, превратившимся во фронт? Почему запрещается переходить границу? При чем здесь граница, если враг уже угрожает Киеву? Если целый фронт не смог не только разгромить, но даже остановить немцев в приграничном сражении, то что же может сделать одна армия? Неужели кто-то в верхах полагает, что 19-я армия сможет не только разгромить направляющуюся к Киеву вражескую группировку, но и, увлекшись успехами, одним махом перенесет границу? Ведь от района сосредоточения армии до границы – сотни километров. Мое мышление не могло переварить случившееся. Я настолько был потрясен и растерян, что потерял самоконтроль и бессознательно стал выкрикивать:

– Границы нам не видать как собственных ушей! Нам теперь до границы дотягиваться как до собственного локтя зубами! Почему немцам можно переходить границу, а нам нельзя?..

– Прекрати истерику! – спокойно осадил меня Пономаренко. – Советую держать язык за зубами и не брать на себя того, чего тебе не дано, пока не потерял язык вместе с головой. Что мы с тобой значим и что от нас зависит в этом светопреставлении? Мелочь мы с тобой – вот кто!

Это меня немного охладило. Но настроение было испорчено, меня бросало в жар. Я почувствовал, что теряю веру в правильность руководства войсками. Не предательство ли это? Такие страшные и неожиданные мысли меня испугали. Учеба в военном училище и в академии вдруг показалась несущественной мелочью. Я почувствовал себя жалким и беспомощным. Мог ли я тогда, в моем положении, знать всю сложность военной обстановки, сложившейся для Красной армии, а также ту трагедию, что произошла на фронтах в первые дни войны? Так неопределенно поставленная задача армии в моем понятии преломлялась как растерянность или некомпетентность тех, кто эту задачу формулировал. Не хотелось ничему верить. Но в Черкассах война не чувствовалась: все вокруг казалось мирным и беспечным, встревоженности в городе внешне не замечалось. Что думали командарм и Военный совет, я не знал, для меня это была слишком высокая инстанция. Наверное, предполагал я, они были ориентированы в обстановке по-иному и знают, что должна делать армия.

В комнату дежурного вбежал офицер и с тревогой сообщил, что в офицерской столовой, находящейся рядом со штабом, завтракают два переодетых в форму советских офицеров немецких агента. Я опрометью бросился в столовую. Оказалось, за вражеских лазутчиков приняли наших офицеров, призванных из запаса и приехавших вместе со мной. Пришлось выругать последними словами слишком бдительного паникера. И все же ходили упорные слухи о появлении в расположении армии переодетых немецких шпионов. Раздавались призывы к бдительности. Как выяснилось впоследствии, это имело основания.

По-видимому, поставленная армии первая боевая задача была сразу же отменена или отпала сама по себе, так как ничего не делалось по ее выполнению.

Вначале мне никакой конкретной обязанности определено не было, и я невольно почувствовал, что мое пребывание в оперативном отделе излишне. Меня продолжало тревожить незнание обстановки, и я стал изучать оперативные документы. Удалось уяснить следующее. На 26 июня в состав армии включались: 34-й ск (38, 129, 158, 171-я сд), корпус сосредоточивался в районе Черкассы – Белая Церковь; 25-й ск (127, 134, 162-я сд, 134-й корпусной артиллерийский полк), район сосредоточения – Ртищев – Золотоноша – Дубны; 67-й ск (102, 132, 151-я сд), войска корпуса сосредоточивались походным порядком в районе Корсунь; 25-й мехкорпус (50, 55-я танковые и 219-я механизированные дивизии), район сосредоточения корпусу назначался Тараща – Стеблев – Богуслав. Указывалось начало сосредоточения частей корпуса по железной дороге – 25 июня, конец – 7 июля.

Кроме перечисленных дивизий, в составе корпусов значились соответствующие корпусные части и подразделения обеспечения и связи, а в армии, кроме того, – армейские части. Место командного пункта (штаба армии) назначалось в Черкассах.

Организационно 19-я армия должна была входить в состав Брянской группы армий, создававшейся к 26 июня. В нее включались 19, 20 и 22-я армии. Командование группой армий возлагалось на Маршала Советского Союза С.М. Буденного. В руководство входили также Г.М. Маленков и генерал А.П. Покровский.

Мощный боевой состав 19-й армии внушал уверенность и надежду. Если удастся вовремя сосредоточить все войска и организованно вступить в сражение, то такая армия будет в состоянии разгромить довольно крупную группировку противника. А если учесть, что в состав создаваемой группы армий входят еще две армии, кроме 19-й, то это неодолимая, как мне казалось, сила. Кроме того, в группе армий не могло не быть необходимой авиации и других боевых средств.

Размышляя над боевым составом своей армии и группы армий и учитывая их авторитетное руководство, я выбросил из головы сомнения, вызванные первым впечатлением, и настроение резко улучшилось. Стало стыдно за поспешные выводы и необоснованную, как теперь показалось, тревогу. Однако армии в упомянутом боевом составе вступить в сражение не было суждено.

Командарм собрал на совещание начальников родов войск и служб, начальников некоторых отделов Полевого управления и объявил решение на оборону Киева. Стрелковым корпусам ставилась задача занять для обороны Киевский укрепленный район. Им нарезались секторы обороны, обволакивающие столицу Украины с северо-запада, запада и юго-запада. Штаб армии должен был перейти в Пуща-Водицу – курортное местечко невдалеке от Киева. Маршрут на новый командный пункт проходил через город. Большинство офицеров штаба получило задание на проведение рекогносцировки местности. Работа была срочная и проводилась спешно, с предельным напряжением. Мне приказано в составе группы офицеров – представителей родов войск и служб – участвовать в рекогносцировке западного сектора.