Светлана Беличева-Семенцева - На переломе эпох. Исповедь психолога

Распределения в нашем радиотехническом были самые завидные. Киев, Ростов-на Дону, Саратов, Куйбышев (теперь Самара), Астрахань – города всего юга России хотели заполучить специалистов по автоматике, телемеханике и вычислительной технике. И вот среди этого списка южных городов неожиданно затесалась Тюмень. Выпускники пожимали плечами и недоумевали, какой дурак согласится ехать в какую-то Тюмень. Но дураки нашлись, это были мы с мужем. Как ни странным это может показаться, но нами двигала романтика, которой нас заразила радиостанция «Юность», распевающая о краях, куда только самолетом можно долететь.

Муж оканчивал на год раньше, и мы сидели на распределении с его группой и боялись, как бы не уплыла наша Тюмень, поскольку выбор городов был по очереди, и очередь начиналась с отличников и далее – по убыванию среднего балла. Его балл и очередь были в конце списка, так что повод для волнения был реальным. Но претендентов на Тюмень не нашлось, и это распределение досталось нам. А спустя время мы смалодушничали и написали на тюменский моторный завод, куда были распределены, письмо с отказом.

Дело в том, что на преддипломной практике, которая началась после распределения и которую муж проходил в институтской лаборатории, его убедили, что институт бурно расширяется, готовятся к открытию при радиотехническом НИИ и КБ, запроектировано строительство жилых домов для преподавателей и сотрудников, в которых институт остро нуждается, и глупо при таких перспективах уезжать из Таганрога. А тут еще Люка, наша квартирная хозяйка, на доступном южном диалекте объясняла нам: «Вас что, петух в задницу не клевал? Куда это вы собрались?». В общем, все доводы и любовь к Таганрогу сделали свое дело, и мы отправили это злополучное письмо. Ответ пришел скоро и состоял из одной фразы. Начальник отдела кадров, как позже мы узнали, сильно пьющий летчик-пенсионер лаконично ответил: «В специалистах, нежелающих жить и работать в Тюмени, мы не нуждаемся». Ответ настолько задел за живое не столько мужа, сколько меня, что доводы в пользу Таганрога сразу поблекли. И мы двинули в Тюмень.

Тюмень встретила нас неприветливо низким свинцовым небом. Мы оставили в камере хранения на вокзале свои нехитрые пожитки, помещавшиеся в двух чемоданах, и по деревянному тротуару, мимо покосившихся деревянных домов и таких же косых заборов двинулись искать моторный завод. Город ошеломлял своей грязью и убогостью. Позже мне довелось побывать во многих российских городах, но более жалкого зрелища, чем то, что представляла тогда Тюмень, я нигде не видела. Если другие сибирские город – Омск, Новосибирск, Красноярск выросли во время войны за счет эвакуированных предприятий, то в Тюмень никого не эвакуировали. Там с самого начала войны и по 1944 год тайно хранилось тело Ленина. Эту тайну рассекретили только во время перестройки. Правда, мне еще в 70-е годы по секрету об этом рассказала пожилая маникюрщица, которая во время войны делала маникюр жене профессора Збарского, ухаживающего за телом Ленина.

Несколько ошеломленные открывающимися видами города, мы дошли до его центра, так ни у одного из прохожих не узнав, где находится моторный завод и как туда добраться. Мало того, никто и не слышал ни про какой моторный завод. В полной растерянности остановились мы около кирпичной водонапорной башни, именно той, где позже будет наш знаменитый подростковый клуб «Дзержинец», который потом, спустя годы займет такое важное место в моей будущей профессии. Так же, как позже мемориальный дом Матвея Ивановича Муравьева-Апостола в Ялуторовске: это было еще одним знаком судьбы, постичь который тогда было не суждено. И что самое интересное, мы остановились прямо на остановке служебного автобуса, который раз в час отправлялся на моторный завод, о чем нам поведала ожидающая этот автобус женщина.

Неудивительно, что никто из горожан, к которым мы обращались, ничего не слышал о моторном заводе. Завода, по сути дела, еще и не было. Нельзя же было назвать заводом административный корпус, в котором размещались дирекция, партком, профком, комитет комсомола и наш вычислительный центр, вычислительная машина которого «Минск-2 2» своими шкафами, заполненными ячейками, занимала помещеньице размером 120 квадратных метров. Остальные корпуса либо достраивались, либо были представлены строительными котлованами. Как понять плановую советскую экономику, которая запланировала в Тюмени строительство моторного завода, изготавливающего двигатели для военных самолетов, для чего требовались сложнейшие технологии и соответственно, высококвалифицированные специалисты, инженеры и рабочие, чего здесь отродясь не было. И мало того, этот городишко в то время трещал по швам от геологов, нефтяников, газовиков, строителей, поскольку уже тогда начинался бум освоения Западно-Сибирской нефтяной целины.

Естественно, все специалисты, как и мы, были завезенными из других годов: Уфы, Казани, Ульяновска. Киева, Харькова и прочих. Ехали не столько за длинным рублем, поскольку в самой Тюмени, в отличие от северных нефтяных и газовых районов, надбавка была небольшой, всего 15 %. Ехали за квартирами, которыми обещали всех со временем обеспечить. Так что нашему героическому директору Хуторянскому Владимиру Яковлевичу приходилось не только строить завод и налаживать с нуля производство авиационных моторов, но и строить жилые дома для сплошь завезенных специалистов.

А пока всем приходилось жить в перенаселенном общежитии, пятиэтажном кирпичном здании с длиннющими коридорами, заканчивающимися общим туалетом и умывальней.

Нас также поселили в общежитии вместе с молодыми специалистами, выпускниками вузов, ПТУ, демобилизованными солдатами, освободившимися зэками, семейными, холостыми, а больше с разведенными. Рабочий день на заводе начинался в половине восьмого. В 7-00 уже стояли служебные автобусы, чтобы вести всех на завод, который располагался за городом. Поэтому завтрак надо было готовить с вечера и ставить кастрюльку на подоконник за занавеску. И к утру в кастрюльке обнаруживался вместо супа кусочек льдинки – такие стояли морозы в ту первую тюменскую зиму. Температура до самого 8-го марта не поднималась выше 50 градусов. Кстати, что удивительно, за все последующие 18 лет, которые мне довелось прожить в Тюмени, больше не было такой лютой зимы.

Тюменский моторный стал стартовой площадкой моей трудовой биографии. Здесь я проходила преддипломную практику, писала диплом и после его защиты получила должность инженера-электронщика, обслуживающего вычислительную машину «Минск 22», которую кроме меня обслуживали еще четыре парня, включая начальника машины, моего мужа.