Олеся Рябцева - Цена победы. Россия. Лучшее из Истории. Эхо Москвы

В. ДЫМАРСКИЙ:

Сейчас, Володя, у меня два вопроса накопилось.

В. РЫЖКОВ:

У меня тоже два. Ну, давай.

В. ДЫМАРСКИЙ:

Первое – продовольственное обеспечение. Вот те карточки, которые получала каждая семья, видимо, да? Это было достаточно, не голодали?

И второе – вы, когда рассказывали об этом периоде, начиная с октября до декабря, вы пропустили, как мне кажется, очень важную дату. Просто, как вы ее тогда воспринимали? Это 7 ноября, и вот этот парад на Красной площади. И третий вопрос тогда, в связи с парадом. 3 июля выступил Сталин. Как часто вообще он выступал? Или следующее выступление вот это было 7 ноября? Он появлялся за это время?..

Г. МИРСКИЙ:

Хорошо, по порядку. Значит, что касается продовольствия. Голодать мы не голодали. Я, например, как иждивенец должен был получать 400 грамм, служащие (как мать моя) получали 500.

В. РЫЖКОВ:

Хлеба?

Г. МИРСКИЙ:

Хлеба в день. Рабочий – 600 грамм. Потом, когда я уже работал в горячем цеху под землей слесарем-обходчиком тепловых сетей, тогда у меня была высшая категория, я получал килограмм хлеба в день и килограмм мяса в месяц. Это уже было много. Но дело-то в том, что вот я помню прекрасно, до осени 1942 года и после – все переменилось. Я поступил работать грузчиком, потом мне не выдали валенки, я там обморозил ноги на грузовике и так далее. В общем, я оказался санитаром в госпитале, потом работал пильщиком на циркулярной пиле, где делали ящики для мин на Тверском бульваре, и потом уже в Теплосети Мосэнерго слесарем-обходчиком тепловых сетей. Так вот, мы ходили обедать, на Никольской была столовая. На первое давали такие черные щи. Вот прямо черного цвета, и там плавал даже не то щавель, не то какие-то листки капусты. Неведомое что-то. И на второе каша – я не помню даже названия. Это что-то жуткое совершенно. То есть, я не то, что никогда не наедался, я боялся на себя в зеркало посмотреть, и мать потом мне говорила: ты был желто-зеленого цвета. И я чувствую, что я еле ноги таскаю. Мне 16 лет, понимаете? И когда стало приходить американское продовольствие…

В. РЫЖКОВ:

Это когда появилось?

Г. МИРСКИЙ:

В октябре 1942 года.

В. РЫЖКОВ:

А почему год прошел? Ведь они-то были готовы раньше, по-моему, оказывать помощь. Целый год прошел.

Г. МИРСКИЙ:

Они оказывали помощь раньше. А тут они уже настолько много давали, что остатки стали перебрасывать сюда. Поэтому хочу сказать, что от голода никто не умирал. Но люди настолько, вот я прекрасно же помню, как мы все – и друзья, и коллеги, и все эти слесари и так далее, на них просто было тяжело смотреть, как призраки какие-то, ходили еле-еле. Потом постепенно благодаря американскому этому провианту стало лучше. Так что, что касается продовольствия, то голодной смерти не было, но было постоянное недоедание. Я всю войну только думал о том, что вот когда-нибудь кончится война, наступит день, когда я могу пойти и купить целую буханку хлеба. Конечно, хлеб был всю войну только черный, о белом хлебе вообще забыли. Я куплю буханку черного хлеба, принесу и съем без воды, без масла, без всего, я целиком съем всю буханку. И килограмм картошки я съем. Без всего, даже не буду ее там жарить и варить, ничего. И так всю войну думал… Я два раза болел дифтерией, дизентерией и, что там говорить…

Вот это первое, что вы спросили. Второе – насчет 7 ноября. Да, это было неожиданно, конечно, Сталин до тех пор не появлялся, его никто не видел.

В. РЫЖКОВ:

С июля? Но город знал, что он в городе? Люди знали, или это была тайна?

Г. МИРСКИЙ:

Что значит, знали? Не было же сообщений: сегодня товарищ Сталин поехал туда-то, принял того-то – этого же никогда не было. Также и до войны никто не знал, где он, что.

В. ДЫМАРСКИЙ:

То есть, никаких сообщений?..

Г. МИРСКИЙ:

Нет-нет. Ну, известно было, что после июля он уже руководил, все знали, что он председатель Комитета и нарком обороны, и председатель Совета Министров – все в его руках. Никто об этом даже не думал. И когда он выступил – тогда же телевизора не было, потом, знаете, как переделали это, потому что когда он выступал, оказалось, что пар-то должен идти изо рта, если он стоит на мавзолее, а это было внутри. И заново сделали, но он на это пошел, да. Это, конечно, людей как-то успокоило.

В. РЫЖКОВ:

7 ноября?

Г. МИРСКИЙ:

Да. Потому что вопрос был такой, что, возьмут немцы Москву или нет. Большинство считало, что, видимо, возьмут все-таки. Потому что тут ведь все одно к одному. В те дни, когда начались бои под Москвой после 16 октября, объявили, что немцы взяли Одессу. Потом во второй половине октября, что они уже в Донбассе. Понимаете, Харьков взяли. То есть, со всех сторон осталась Москва и Ленинград из таких крупных городов-то. Поэтому в Москве, я вам скажу, немецкая разведка провалилась полностью в эту войну, полностью. Если бы 16 октября, в этот день, они высадились в Москве, они бы взяли голыми руками. Было бы то же самое, что было в Орле.

Вы знаете, как они взяли Орел? Люди едут на трамваях, полно-полно, кто висит на подножке. А рядом какие-то мотоциклисты появляются, и танкисты хохочут и орут. Люди смотрят – что такое? Фильм что ли снимают? А это немцы вошли без залпов. И немецкие мотоциклисты хохочут, орут, наших приветствуют, которые в трамвае.

Вот так же было бы и в Москве, потому что никакой абсолютно подготовки. Конечно, единственное, что бы успели сделать, это успели бы подготовить, как в Киеве, заминировать. Знаете, в Киеве же весь Крещатик заминировали и потом взорвали. Так бы и здесь сделали.

В. ДЫМАРСКИЙ:

Метро, говорят, что реально было заминировано.

Г. МИРСКИЙ:

Может быть. Это точно никто не знает.

В. ДЫМАРСКИЙ:

Был еще, знаете, какой вариант, во всяком случае, так говорят, что спустить водохранилище и затопить.

Г. МИРСКИЙ:

Не знаю. Я тоже про это слышал. Что я лично знаю, это я участвовал в строительстве тоннеля, который шел… Значит, я работал в первом районе Теплосети Мосэнерго. Это улица Разина. Как она сейчас называется? Это не Ильинка…

В. ДЫМАРСКИЙ:

Сейчас вспомним.

Г. МИРСКИЙ:

Да, эта улица у Красной площади.

В. РЫЖКОВ:

Самый центр.

Г. МИРСКИЙ:

Да. Так вот, мы оттуда рыли тоннель под Москва-рекой на ту сторону Замоскворечья.

В. РЫЖКОВ:

Из Кремля?

Г. МИРСКИЙ:

Да. Это шло от Кремля и под Москва-рекой проходило.

В. РЫЖКОВ:

Это Варварка, видимо.

Г. МИРСКИЙ:

Варварка. Это был 1942 год, уже немцев отогнали, и тем не менее представляете, вот я лично участвовал в этом. Так вот, короче говоря, Сталина никто и не видел, и не слышал, а тут он говорил. И что он сказал – вот это все люди запомнили: еще полгода, может быть, годик, и гитлеровская Германия рухнет под тяжестью своих преступлений. Вот это людям запомнилось: «еще полгода, может быть, годик». Хотя это было страшно, потому что никто не рассчитывал на эту дату.