Александр Воин - Новая ментальность

И Вайцман с характерной ему стремительностью мгновенно улавливает эту реакцию и реагирует на нее

– Ну, мы с рош мемшала уже ведь пожилые люди, так что э….э.

Ну что, новоментальные, накрывают вас волны вашего собственного дерьма с головой? Поделом! Ежьте!

Уже министр обороны по телевиденью объясняет, что он с главой государства не гомики по причине преклонного возраста (лишь). Пока что это лишь в шутку. Да с чем ты шутишь, герой войны и политик, представляющий народ и государство? Дерьмо надо чистить, а не играть в небрезгливость с тайной заботой о том, чтобы не пристало. Потому что если отнесешься всерьез, то могут подумать, что рыльце в пушку.

Ну, дожили! Вайцман оправдывается в шутку. Геула Коен, наша Жанна Д’Арк, так сказать, та на полном серьезе описывает в газете, оповещает общественность, сколько много у нее было любовников, чтоб не подумали, что у нее пипка мхом заросла на почве служения народу. А уж о прочих говорить не приходится. Хоть, например, тот поэт, самозваный наследник Александра Пена на вечере его памяти.

– Александр Пен был великий бабник, а я его наследник. Я тоже иногда сплю с женщинами, если повезет.

Стихи Александра Пена полны любви, а также тоски и одиночества от неразделенной любви. Это мир чувств человеческих. А тебя, недоделанный, если бросит женщина, ты ведь не напишешь об этом в стихах не только потому, что чувств глубоких в тебе нет, но еще и потому, что побоишься, чтоб не подумали плохо о твоих мужских достоинствах. Ты еще, наоборот, побежишь по знакомым рассказывать, что это ты ее бросил, и постараешься поскорее найти какую-нибудь потаскуху, чтоб не видели долго без женщин.

Хаверка Кнессет (депутат парламента) Тасья Глезер, да еще не из рядовых, жалуется в печати на печать, прямо плачет. Говорит, лучше б меня физически побили, чем так. А именно: написал о ней подонок, что она жалкая женщина (иша мрира), которая никогда не знала мужчины. И она оправдывается: а у меня, говорит, четверо детей. – Дура, перед кем и в чем оправдываешься! Ты, что, обязана кому-либо отчитываться в том, знала ли ты в жизни мужчину или нет? Разве это чье-то дело, кроме как твое личное? В этом что, нарушение закона, морали? Нарушение закона и морали это то, что делает этот журналист. Не оправдываться перед ним надо, а привлечь к суду за:

Нарушение «хофеш прат» («свободы личности»)

Клевету

Оскорбление

Я бы предложил еще 4-ю статью, которой, к сожалению, пока нет: за отравление общественной атмосферы. А она самая серьезная из всех, ибо наше общество просто задыхается от потоков клеветы и грязи, поливаемых и в печати и в 10 раз больше в жизни. Представляешь ли ты, хаверка Кнессет, если тебя, хаверку, честят так в печати черным по белому, то, что творится в жизни между рядовыми людьми, когда бросить слово на ветер, это совсем не то, что опубликовать его в печати за своей подписью?

Когда 10 с лишним лет назад меня судили в Сибири, куда я ездил на заработки со студенческим отрядом киевского мединститута на освоение нефтьюганского месторождения, товарищеским судом за побитие антисемита, сказавшего «жидовская морда», я был потрясен не тем, что судили несправедливо, изгнали из отряда, грозили передать в суд и прочее, а глобальным расхождением ментальности моей и той среды, в которой я тогда оказался. Среда совершенно спокойно, уверенно и единогласно полагала, что называть евреев «жидовскими мордами» вполне естественно и не дурно, а возмущаться этим, а тем более драться – дурно и преступно. Я был противоположного мнения. Расхождение было стрессовым. Моя полная уверенность и их полная уверенность. Разговор шел на двух языках, хотя оба – русские. Мои аргументы, ссылки на Ленина, Горького были для них как об стену горох. Это в коммунистическом то Советском Союзе, в комсомольском отряде мне прямо так и говорили: «А при чем тут Ленин, когда в закарпатской Библии евреи называются жидами. А вот в армии с нами служили евреи, мы их называли жидовскими мордами и они не обижались».

Их аргументы логически никак не могли достать меня, но принятость, естественность их точки зрения против моей единственной, вот что потрясло меня. А ведь тогда мое положение было гораздо лучше, чем теперь. Мое одиночество в противостоянии другой ментальности было временным и локальным. Их всего было 100 человек (не считая более высокого руководства, причастного к суду) и происходило это в глухоманной Сибири. А в то же время в Киеве у меня была среда единомышленников, в единомыслии которых я был уверен (и не зря) и был уверен даже в их поддержке в борьбе, которую собирался начать по приезде в Киев (и тут ошибался). Существовал, наконец, Израиль. И вот я в нем.

Тут нет расхождений по вопросу о том, оскорбительно ли национальное оскорбление и жидовские ли мы морды. Те гордые одиночки, которые восстали когда-то против унизительного положения евреев во всем мире, столь уже привычного и нормального там, победили, наклепав 3 миллиона евреев в Израиле, не желающих быть «жидовскими мордами». Но пропасть между моей ментальностью и ментальностью общества по другим вопросам еще глубже, чем была в Сибири, мое одиночество гораздо полнее. Вот даже Ахува и ее подруга Хана – девушка, безусловно, одухотворенная, пишущая неплохие стихи, не понимают меня. – «Ну, конечно, демонстрация гомосексуалистов, это уж слишком, но что плохого в том, что они поступают так, как им нравится, если они при этом никому не мешают?».

Ну, а что плохого в том, что кого-то назвали «жидовской мордой»? Национальное оскорбление? А что такое национальность? И что такое оскорбление?! Вопрос очень не пустой именно в новоментальном обществе. Ведь оскорбляется достоинство, а достоинство в новоментальном бездуховном обществе – нечто совсем другое, чем в обществе с духовными ценностями. Мое достоинство оскорбляется самим фактом, что я живу в одном обществе с педерастами и прочим сбродом и они считаются нормальными гражданами наравне со мной. Но это только мое достоинство, а достоинство новоментальных от этого ничуть не страдает.

Прагматичное возражение: ведь в каждом обществе существуют гомосексуалисты, как и прочие пороки и преступность. – Да, но в обществе, где есть закон, запрещающий все это, несмотря на то, что не все нарушающие его караются, самим существованием закона защищается достоинство нормальных граждан – они не на одной доске с дерьмом.

Почему слова «жидовская морда», адресованные другому человеку, должны были задевать меня? Можно построить пирамиду социологически – статистических аргументов, доказывающих, что это не оскорбление или что, по крайней мере, меня оно не касается.