Инна Золотухина - Война с первых дней

…Уже вернувшись в Киев, я узнала из неофициальных источников, какие планы у Министерства обороны Украины. По непроверенным данным, чиновники в погонах считают, что наши военные на полуострове должны любой ценой продержаться до крымского «референдума» (напомню, он назначен на 16 марта), не допуская столкновений с захватчиками. Ведь любая попытка наших войск сопротивляться оккупантам будет немедленно использована Россией для «защиты» русского населения АРК от мифических «бандеровских» войск, и тогда уже начнется масштабное и вполне «официальное» вторжение (хотя представители «Правого сектора» и бойцы УНА-УНСО на полуострове до сих пор не объявлялись). После того как «референдум» состоится, украинская власть будет апеллировать к международному сообществу – мол, голосование было проведено вопреки Конституции Украины – и пытаться решить крымский вопрос дипломатическими методами. Нет смысла спорить о том, насколько верной является подобная позиция в сложившейся ситуации. Но удастся ли нашим армейцам выдержать прессинг? Хватит ли им моральных и духовных сил? И что сделает их столичное руководство для того, чтобы военные выполнили приказ?

Горы вокруг Бахчисарая окутаны одеялом тумана. Я смотрю на них сквозь большое окно кафе. Неподалеку от меня находится затерявшаяся во времени святыня крымских татар – знаменитый Ханский дворец с воспетым Пушкиным Фонтаном слез. А напротив за столом сидит пожилой татарин в каракулевой феске с тронутой сединой аккуратной бородой. Его долгая жизнь насквозь пропитана трагической историей народа-изгнанника. За чужими спинами этот человек никогда не прятался. Еще в юности стал активным членом Национального движения. Затем боролся за права татар в Крыму. А около 20 лет назад уверовал в Аллаха, построил на свои средства мечеть и теперь является одним из духовных наставников молодежи. Впрочем, свое имя и фамилию он просит не называть. Времена сейчас смутные, а говорить со мной он пообещал предельно откровенно.

– У меня отец во время Великой Отечественной войны служил матросом, – вспоминает мой собеседник. – Защищал Севастополь и был награжден орденом Красной Звезды. Так получилось, что за три дня до депортации крымских татар командир отпустил его на побывку. Приехал он сюда, а в нашем доме расквартировались люди из НКВД. У нас во дворе был колодец и несколько повозок с лошадьми. Вот они и устроились. Отец, конечно, таким гостям удивился. Но ничего им не сказал. А что он мог сказать в то время? А потом, в четыре утра 18 мая 1944 года, все это и случилось. Для отца это было шоком. Он этим из НКВД кричал: «Я только что с передовой! Это неправда, что мы предатели! Что вы делаете?!» Набросился на них с кулаками. Мать моя в обморок от ужаса упала… Спасибо, что они отца не убили. Просто дали по голове чем-то тяжелым. И поехали мы, в чем стояли, в Узбекистан. Там нас, конечно, никто не ждал. Мы были чужаками, нас презирали, избивали, грабили. Всякое было. Я сам этого не помню. Когда нас из Крыма выгнали, мне всего-то семь месяцев было от роду. Но отец все подробно рассказывал. Всю жизнь ему приходилось доказывать, что он не предатель. А мне – что я не сын предателя. Все мы с таким клеймом жили.

Славянский старик на месте татарина мог бы и слезу пустить, проклиная судьбу-злодейку и жалея себя. Но в жилах татар течет горячая кровь. Я смотрю на человека, который сидит напротив меня, и пламя в его глазах обжигает мне душу.

– Когда нам домой в Крым разрешили вернуться, отца в живых уже не было, – продолжает он. – Мы тогда в Узбекистане продали все, что у нас было: дома, мебель, вещи. Думали, приедем – здесь все новое купим. А тут грянул кризис. Деньги превратились в пыль, и мы остались на улице. Сначала думали, что власть Украины нам поможет. Но никто о нас даже не подумал. И тогда в 1989 году лидеры нашего Национального движения решили поставить первый палаточный городок в Алуште. Но прежде все продумали. Кто палку, кто гвоздь будет подавать, кто молоток. А так бы нас, конечно, раздавили.

– Кто раздавил бы?

– Милиция, конечно. Но бывший начальник уголовного розыска так был поражен нашей самоорганизацией, что сказал: «Они уже назад не пойдут. Если только назад, то кровь». И решил нам не противодействовать. Не применять силу. Он, как и мы, понимал: зло порождает зло. Именно поэтому мы всегда старались все решить разумом и терпением.

– А трассы разве не вы перекрывали в Крыму? Самозахватом земли занимались…

– Было! А что нам было делать? Как обратить на себя внимание? Мы же тоже люди! Когда по полчаса или по часу трасса перекрыта, все везде опаздывают, сложно нас не заметить. Со стороны общества это, естественно, вызвало негодование. Оскорбляли нас. Мол, монголы понаехали! Плевали в нас. Но мы терпели все. А теперь я думаю: зачем терпели? Только жизнь у нас наладилась, только дома построили, бизнес наладили. И опять мы на грани: русские войска оккупировали Крым. У нас сейчас только о депортации и говорят. Большинство тех, кто ее пережил и еще в живых остался, так перенервничали, что в больнице оказались. Но вы не думайте, мы на этот раз отсюда никуда не уйдем. Это наша земля. Нам отступать некуда. Если что – здесь и умрем.

Официант приносит нам зеленый чай. Старик берет пиалу. Греет руки. Днем в Крыму солнышко, настоящая весна. А по ночам прохладно.

– С русскими крымчанами какие у вас сейчас отношения? Я вот слышала на улице, как татарин своей жене говорил: «Только дети начали дружить, и опять все началось».

– Мы научились существовать вместе с ними, но держаться на расстоянии друг от друга. Дружбы у нас нет. Они пьют и едят у тебя дома, а за спиной осуждают. Мы у них в душе не сидим. Так, чтобы не разлей вода, татар и русских мало. Хотя семьи смешанные, конечно, уже есть. Поймите, их советская власть целых 60 лет убеждала, что мы предатели, у них все нутро заражено. Поэтому они никак не могут признать, что история исковеркана теми, кто нас депортировал.

– Как вы оцениваете реакцию Киева на происходящее сейч ас в Крыму?

– Ну, как… «Референдум» состоялся. Военные части украинские по-прежнему заблокированы. Стоят российские бэтээры на улицах. Нас никто не тронул, никто нам не угрожал. Но психологически, конечно, очень тяжело. Вот в Бахчисарае находится украинская военная часть. Я туда даже не ходил и не смотрел. Не нужно сейчас мужчинам туда ходить. Мы горячие, можем не выдержать. Поэтому отправляем туда женщин на мирные митинги. А вообще, это все, на мой взгляд, ненормально. Не буду говорить от лица Меджлиса. А от себя вот что скажу: слабая новая киевская власть, очень слабая. Столько дней было до «референдума», а никто сюда не приехал. Ну хорошо: утряслись, назначились, получили должности. А где отдача? Почему не прилететь сюда, не успокоить народ? Надо же людям сказать, что у вас есть армия и вы можете их защитить! Почему вы боитесь передвигаться по своей территории? Возьмите сюда две роты спецназа с автоматами, введите чрезвычайное положение. Есть же механизмы. Дайте нам дух, дайте нам помощь! Я вот сам в прошлом офицер. Мог бы батальоном командовать. А так что? Конечно, их здесь будут бить, в заложники брать, зеленкой мазать. Разве они не видят, что тут все агрессивные, на эмоциях, зомбированы российской пропагандой? Да что там… Теперь уже поздно говорить, после «референдума»! Я считаю, Киев прошлепал Крым. То, что они в Раде спекулируют, что не хотят крови, – я в это не верю. Просто армия не готова. А политики растерялись. Под видом гуманизма скрывают свои недостатки. Так что нет у нас доверия к этому киевскому правительству. Мы уже понимаем, что сами здесь остались. Никто нам не поможет.