Марк Котлярский - Вокруг меня, или 100 писем, извлеченных из Фейсбука

Я почесал в затылке, а она продолжила: «Думаю, что лет через пятьдесят здесь вообще европейцев не останется. Кто сумеет – уедет на Запад, а остальные сопьются и помрут. Придут новые гунны. Пойми, я это говорю безо всякого расизма. Просто констатация факт. Переселение народов, так сказать…» Она замолчала и пожала плечами: «Не понимаю, почему всем дома не сидится. Здесь же они, как рабы, лучше бы свой сад обустраивали. Впрочем, это всех касается…»

Может, у моей собеседницы было в этот день плохое настроение? Кто знает…

Сам Дом Высоцкого находится недалеко от Театра на Таганке; если стоять к нему лицом, то с левой стороны есть небольшая улочка, которая выводит в так называемый Нижний Таганский тупик.

Хочу сказать сразу: алаверды Никите Высоцкому, который создал удивительный «очаг культуры», не просто музей с застывшими экспонатами, а живое, напоенное искусством пространство.

Но я не об этом.

Москва – город, как известно, огромный, расстояния там – космические, пробки, метро с пересадками, не так-то просто успеть вовремя к назначенному часу.

Позвонило несколько человек, купившие билеты заранее, просят режиссера чуточку обождать, не начинать без них.

Режиссер – человек изысканный и корректный – подходит к администратору (некоей Марине Ивановой) и вежливо (я подчеркиваю: вежливо!) сообщает ей, что начнет спектакль позже минут на пятнадцать (спектакль одноактный, идет час двадцать минут, деньги за аренду зала внесены еще месяц назад).

– Мы начнем спектакль ровно в семь! – металлическим голосом отвечает администратор.

– Простите, пожалуйста, – режиссер по-прежнему вежлив, – люди попали в пробку, они на подъезде, они купили билеты, я прошу не давать пока третьего звонка.

– Вы вообще кто такой? – спрашивает администратор. – Я не собираюсь нарушать наши правила.

– Вообще-то я – режиссер спектакля… – растерявшись, отвечает режиссер.

– Ну и какое ваше дело до того, когда мне давать третий звонок?! – вновь «деликатничает» Марина Иванова и продолжает хамить (дальнейшие подробности я опускаю).

Я, оторопев, наблюдаю эту сцену. Дело даже не в том, что я отвык от подобного хамства; дело даже не в том, что мадам Иванова является в какой-то степени служительницей Мельпомены; скорее, оторопь моя от того, что хамство это сродни беспричинной ненависти – оно возникло ниоткуда, на пустом месте, оно ничем не обосновано, кроме известной всем нам формулы из советского прошлого – «я начальник, ты – дурак».

Во-первых, Шаову до перечисленных, как корове до неба.

Во-вторых, Шаов всего лишь навсего сочинитель ловких, публицистических текстов, поющихся под гитару.

В-третьих, нечто подобное я встретил в Инете в одной статье, которая называлась «Ахматова, Цветаева и Рубальская»…

Как говорится в одном неприличном анекдоте, так мы и до мышей дойдем…

Если кто не помнит, то речь идет о турчанке, которая подобрала попавшего в страшную аварию парня из России и – в результате аварии – лишившегося возможности двигаться и говорить.

Страшный сюжет.

Но цинизм еще страшнее.

Находят 5 матерей, у которых пропали дети, отправляют их в Турцию, где снимают их встречу с упоминавшейся турчанкой и несчастным парнем.

Без слез смотреть невозможно.

Дальше – больше.

Проводят генетическую экспертизу и объявляют ее результаты прямо на программе. Выясняется, что ни одна из матерей, на самом деле, не имеет отношение к парализованному парню.

У меня вопрос: зачем было посылать женщин в Турцию, все это снимать на пленку? Не проще ли было провести для начала генетическую экспертизу, дабы не оглашать результаты прилюдно?

Или рейтинг не позволяет?

Я вспоминаю по этому поводу старый итальянский фильм про мафию. Там хорошего следователя убивают, и гроб с его телом отправляют на родину. И вот стоят два прожженных его коллеги, смотрят на эту церемонию, и один другому говорит:

– Понимаешь, знавал я одного парня, который на ресницах выцарапал слово «дерьмо». Так вот, когда он видел таких как мы, он закрывал глаза.

Не знаю почему, но после этой программы, мне тоже захотелось прикрыть глаза…

Большая группа людей работает над этой программой, не считая артистов.

Но, вот, выходят на сцену мега-звезды и просто звезды, поздравляют Дубовицкую, и не могу понять: то ли они действительно над ней издеваются, то ли это такая странная, завуалированная форма надоевшего отбывания «наказания» и «аншлаговской повинности».

И смех звучит заранее записанный, порой даже не дожидаясь поданной реплики.

Грустно…

И вдруг подумал (не смейтесь): а какая разница между Магомаевым и той же (прости Господи) Ваенгой?

И вот, что я надумал.

Да, Ваенга действительно собирает стадионы, как в свое время Муслим; и значит, сегодня она потребна публике («какое время на дворе – таков Мессия», А. Вознесенский).

Но…

При всем уважении к поклонникам певицы, хочу заметить, что на месте Ванги мог быть кто угодно.

Вот, понимаете, на месте Магомаева не мог быть кто угодно, потому что это – МАГОМАЕВ, единственный и неповторимый гений советской эстрады. А на месте Ваенги, Маши Распутиной, Кати Лель и прочего сонма певцов и певиц – может быть кто угодно, вопрос только в том, кто их раскручивает и кто сколько в них вкладывает…

Интервьюер умиляется все время так, будто ему еще до передачи заплатили большие деньги за эту умильность.

Наконец, также умильно спрашивает:

– А, вот, дескать, говорят, что при всей своей энергичности, при всей своей витальности Донцова вряд ли смогла писать столько, сколько она пишет. Правда ли, что на Вас работают литературные негры?

– Правда, – ничтоже сумняшеся отвечает Донцова, – вот они! – и показывает на своих, шныряющих по дому пятерых мопсов.