Евгений Панов - Ветры странствий. Публицистические очерки

История оживает в Угличе вновь и вновь. Своим неповторимым духом, своим коренным интересом город обращен в прошлое. Нет в нем крутой энергии, необходимой для либеральных преобразований, тем более для цивилизационной трансформации. Даже для становления того убогого карикатурного рынка, что худо-бедно сложился во многих малых городах России, нет сил и, похоже, желания. Ну, нет торгового пыла, рыночной агрессии у старушек, продающих на базарчике в пыльном переулке имени ленинградской поэтессы Ольги Берггольц чернику, огурцы да зелень с собственного огорода. Товар у всех одинаков, все негромки, совестливы, ненавязчивы. Кого, видя одинаковые молящие глаза, предпочтет редкий покупатель? Кому-то повезет сегодня, кому-то – завтра или послезавтра. Бог милостив…

Что точно взял Углич из многогранного и противоречивого российского характера, так это стойкость, незлобивость, кротость. А еще – несуетность, отрешенность, погруженность в себя. Это город-интраверт, сворачивающий дневную активность к пяти часам вечера. К этому детскому времени закрывается большинство столовых, кафе, буфетов. Работают только редкие универсамы и винные лавки. Вот этих последних немало, но большей частью они безлюдны. И без того свободные улицы еще больше пустеют. Углич погружается в свою ежевечернюю медитацию, в которую уходит каждый вечер на протяжении нескольких сотен лет. Стоишь на широкой Успенской площади, глядя на засыпающий собор, за которым серебрится Волга, слушаешь тишину, и отчего-то щемит сердце…

Взнуздывать этот город, пришпоривать его рынком бесполезно. Он таков, каким стал за тысячу лет, и принимать его нужно именно таковым. Углич – не деятель, Углич – хранитель. Истории и памяти. По всей видимости, в этом и состоит его уникальная роль в созвездии городов русских, врученная ему Богом миссия. То, что своя роль, своя миссия есть у каждого города России, большого или малого, знаменитого или безвестного, давно понимали организаторы туристических маршрутов по «Золотому кольцу России». В нем у каждого пункта своя специализация, своя неповторимая черта. «Гений места» в Дивееве – Преподобный Серафим Саровский. Псел – по сути, мастерская Исаака Левитана. Муром – родина былинного богатыря Ильи. Александров – когда-то фактическая столица Московского царства, убежище Ивана Грозного. Семенов – край «золотой хохломы», родина традиционной русской семеновской матрешки. Городец – город мастеров, центр художественных промыслов: золотой вышивки, резьбы по дереву… Ну, а Углич? Чем может быть город, существующий с 937 года, упоминающийся в летописных хрониках с 1148 года, ставший столицей удельного княжества в 1218 году? Ничем иным, как – во всей своей целостности – городом-историческим памятником, городом-артефактом.

Быть в Угличе и не заехать в Мышкин просто преступно. Туда мы и отправились утром следующего дня, получив подробнейшие наставления от словоохотливого пенсионера, смотрителя гостиничной парковки. Никогда, наверно, я не был столь вооружен перед незнакомой дорогой. Где лучше заправиться, где необходимо строго соблюдать скоростной режим, ибо в засаде сидят гаишники, делающие стойку на московские номера, где можно без труда припарковаться в Мышкине – эти и прочие сведения были вложены мне в голову по принципу «повторенье – мать ученья». Минут через десять, решив, что теперь-то уж я ничего не забуду, этот доброжелательный человек, наконец, открыл ворота и выпустил нас в самостоятельное плавание.

Видимо, в тот день гаишники занимались более важными делами, чем охота на москвичей, повинных лишь в том, что они москвичи. Сорокакилометровая дорога оказалась легкой и приятной, да к тому же еще живописной и позволила настроиться на мышкинский лад. Интересно, что за люди сделали свои брендом хвостатого грызуна, которого в других местах травят и душат мышеловками? Что за город они создали, давным-давно получив в наследство легенду о чудесном спасении мышью от гадюки одного из князей Мстиславских? К какой категории объектов «Золотого кольца» относится Мышкин сейчас? К, так сказать, экзотическим, на что дает право единственный в мире Музей мыши, по сути, храм шутейного, но доходного местного культа? Экзотика эта уже прочно приросла к имиджу городка и его обитателей, распространяющих о себе милые небылицы вроде той, что в Мышкине запрещены мышеловки и прочие искусственные способы умерщвления грызунов и что не считается криминальной только их естественная гибель – от старости, болезни или зубов кошки.

Можно было предположить, что городок, вернее, поселение городского типа по имени Мышкин подошло к идеалу целостности даже ближе Углича, хотя бы по причине своей малости, малого числа жителей (всего-то 6 тысяч человек) и сосредоточенности на «сверхценной идее», что, как известно из психиатрии, часто указывает на некоторый сдвиг. Но ничего шизофренического ни в атмосфере городка, ни в обитателях не ощущалось, хотя сверхценная идея действительно пронизывала здешнее бытие, которое выглядело совершенно здоровым и заразительно карнавальным. Территорией карнавала, казалось, был весь город, прячущийся под фирменной усатой маской, что, согласитесь, совершенно необычно для далекой российской провинции. Только благодаря этому он представлялся одной большой достопримечательностью – начиная от названия и заканчивая крошечной сувенирной мышкой, которую носят с собой в кошельке для приманивания денег. Сувенирные грызунысамых разных размеров, цветов, фасонов, фактуры продаются повсюду. Есть шерстяные и стеклянные, керамические и деревянные, пластмассовые и тряпочные, металлические и резиновые. В Музее мыши нашли приют зверьки со всех концов света, в том числе подаренные знаменитыми посетителями, здесь представлен мышиный фольклор, мышиный быт. Вобщем, это настоящий этнографический музей мышиного племени.

Но карнавал изначально парадоксален, и поэтому в поселении, где запрещены мышеловки, один из ресторанов дерзко назван именно «Мышеловкой». А отель – «Кошкиным домом». Они тоже часть «мышиной индустрии», позволяющий городку сводить концы с концами. Туристы расстаются с деньгами без лишних сожалений, ибо здешняя атмосфера располагает к тратам. Да и вообще – чисто, просторно, зелено, вид на Волгу чудесен, Успенский собор на одном из шести холмов великолепен. А ведь есть еще три достойных храма… Едут сюда, конечно, из-за мышиной экзотики, но, насытившись ею, переключаются на другое. А это «другое» – настоящий, хотя и скромный по площади и этажности музейный комплекс: Музей уникальной техники (фактически – крестьянской механизации), Музей льна, Музей «Русские валенки», Музей живых ремесел, к коим относятся гончарное ремесло, изготовление игрушек и деревянной декоративной скульптуры. В изобильном Историко-этнографическом музее любовно представлен быт прошлого – посуда, утварь, мебель, сохранившаяся от прежней купеческой жизни. И жизнь эта, пожалуй, была весьма деятельна и весьма продуктивна.