Евгений Панов - Ветры странствий. Публицистические очерки

Да, как ни горько и обидно, но Переславль – обочина. Место для «пикников на обочине», которые, ежели пожелают, время от времени устраивают для себя пассажиры дорогих иномарок и экскурсионных автобусов. А город живет их ожиданием и обслуживанием. Город к ним постоянно готовится – развивает индустрию гостеприимства, говоря современным языком – туристическую инфраструктуру. Строит отели, отельчики, гостевые дома, мотели, подворья. Открывает рестораны, ресторанчики, кафе и трактиры. И задирает в них цены до несуразной высоты.

– Однако у вас дороговато, – сказал я одной из трех хозяек «Фиалки», расставаясь с пятитысячной купюрой за двое суток постоя в стандартом двухместном номере. (На одни сутки здесь не сдают, предпочитая брать оптом. И было бы за что!.. В Угличе гораздо лучший номер в гостинице на Успенской площади – действительно в самом центре – стоил на тысячу дешевле.)

– Дорого! – охотно согласилась хозяйка. – Переславль – дорогой город.

– Отчего же? Большой поток туристов?

– Стабильно большой. Поэтому и цены высокие. Вы в магазины еще не заходили? Ну, так зайдите. Цены выше, чем в Москве. Мы даже в Ростов за продуктами ездим…

В магазины мы, конечно, зашли. И нашли там московский ассортимент и московские цены, которые в Переславле выглядят, мягко говоря, диковато. И в кафе, куда зашли пообедать, за предложенные яства брали по максимуму. Алчная дороговизна явно нарушала принцип «цена-качество», которым уже научились руководствоваться наши люди, а иностранцы умели всегда. Еда в кафе была, скажем так, весьма скучной. Равнодушные кулинары не предлагали гостю ничего такого, чего он не едал раньше, что посчастливилось отведать только в Залесье, на озерном берегу. Правда, говорят, будто знаменитую ряпушку, украшающую герб города, в Плещеевом почти извели и попробовать эту рыбку, да и то – браконьерскую можно лишь в двух заведениях Переславля и окрестностей. Допустим. Но почему в самой, что ни на есть русской глубинке надо подавать греческий салат или «оливье», суп из протертых шампиньонов? Где щи по старым рецептам, которых, как известно, на любой вкус? Где соленые, малосольные огурчики, грибочки? Где редька? Капуста с хреном или без? Почему на гарнир к безликому куриному филе под майонезом – рис с овощами, то есть испорченное итальянское ризотто, почему не рассыпчатая отварная картошка со свежим подсолнечным маслом, а картофель фри, то есть отмороженный и разогретый полуфабрикат, пропитанный отвратительным пальмовым жиром? Где пироги, кулебяки? Нежную, пышную, ароматную выпечку вы найдете в буфете Никитского монастыря уже за чертой города, но почему ее нет в каждом кафе на каждом углу в центре?..

Не хлебом единым жив человек. Но ведь и не духом единым! И если духовная пища в Переславле изысканна и изобильна, особенно для понимающих, чего стоит каждый камешек в ожерелье монастырей, храмов, музеев, живописных, рукодельных коллекций и собраний старины, то с телесной обстоит хуже. И это совершенно неправильно. Потому что Переславль был не только духовным центром, центром православия, но и видным торговым, ремесленным и даже отчасти промышленным центром. Во второй половине ХIX века здесь действовали 6 полотняных фабрик, каретные и колбасные заведения, 13 заводиков – меховые, табачный, свечной, Борисовская бумагопрядильная фабрика с двумя тысячами рабочих. Некогда Переславль был богат и знаменит и считался одним из первых по промышленности и торговле среди таких же уездных городков Центральной России, что невозможно без серьезного купеческого сословия, умевшего создать плотный, удобный и вкусный быт. В музее-заповеднике, спрятавшемся за мощными стенами бывшего Успенского Горицкого монастыря, с искренним уважением к былому воссозданы интерьеры трактира и чайной конца позапрошлого века. Значащиеся в подлинных меню перечни блюд и напитков впечатляют. Это вам не размороженный полуфабрикат…

Царский десант во главе с самим Петром, высадившийся в Переславле в конце XVII века для строительства плещеевской «Потешной флотилии», дал сильнейший толчок развитию городской жизни вообще и множества ремесел, в частности. Наивысшей точки оно достигло через век; тогда же отмечался и расцвет купечества. Но именно с этого времени, как ни странно, экономика уезда пошла на убыль. Видимо, прогресс отдаленного края в ту эпоху в решающей степени зависел от конкурентных вызовов, нуждался во внешних побудительных импульсах, а их не было. К концу ХIX века Переславль превратился в тихую провинцию, а говоря без снисхождения, в экономическую обочину, ибо случилось непоправимое: город, как и его собрат Углич остался без железной дороги. Как и Углич, Переславль не потерял ни своего исторического значения, ни роли одного из важных духовных центров России, но лишился статуса активного экономического агента, превратившись, по сути, в мемориал, в памятник.

Железную дорогу сюда так до сих пор и не провели и уже вряд ли проведут. Казалось бы, функцию «обмена веществ» с окружающим миром могла, если не полностью, то в значительной мере взять на себя общероссийская автомобильная дорога. И верно, чем дальше, тем больше наполнявшаяся грузо- и человекопотоками магистраль породила в Переславле бум, но, увы, очень ограниченного свойства: гостиничный и ресторанный. Коренные стороны городского бытия, обыкновенной человеческой жизни он как-то не затронул или затронул очень мало. В пределах города, вдоль самой федеральной трассы, точнее, на ее южном, московском, и – особенно – северном, ростовском конце сохранилось совершенно чудовищное жилье – не дома, не здания, не избы, а именно «жилье», непонятно для кого, кем, когда, по каким чертежам, из какого материала слепленное. Оно стоит вплотную к пронзившей Переславль магистрали, к пролетающим мимо лимузинам. Это кособокие двухэтажные строения, выкрашенные в дикие цвета – лимонный, розовый, салатовый, плохо различимые под слоем многолетней грязи, с треснувшими оконными стеклами, с полуразвалившимися печными трубами. В них живут, вернее, мыкают свой век люди. Выберутся ли они оттуда, и если выберутся, то когда? Может быть, никогда. У них мало шансов…

Сто шагов перпендикулярно трассе приводят в село, незаметно сменяющее город. Улицы, не знавшие асфальта, колеи, ямы с дождевой водой. Частные дома, домишки и… коттеджи, чужеродно врезанные в старую серую застройку. Почти у каждого владения приткнулась машина, чаще продержанная иномарка, охраняемая добровольным «сторожем» – полубездомным робким псом. Судя по облику «имений», хозяева обходятся удобствами во дворе. Теплая уборная для них излишество, а не наипервейшая потребность. А иномарка, пусть потрепанная, – главнейшая. Есть, конечно, и отечественные «тачки» – «Жигули», старые «Волги» с багажниками на крышах, груженые каким-то скарбом или стройматериалом, очень похожие на рабочих осликов – бессловесных и безотказных.