Евгений Панов - Ветры странствий. Публицистические очерки

Нет, время в Беларуси не остановилось, это впечатление внешнего наблюдателя, существующего в бешеном ритме, в каком существуют москвичи. Оно, разумеется, течет, пусть и медленно – динамизмом тамошнее бытие и в самом деле не отличается. Время тут другое, не такое, как у нас, – заторможенное. Поэтому москвич, садящийся в поезд до Бреста, Минска или Витебска, фактически садится в этакую машину времени, которая за ночь переносит его в края с патриархально-советским ритмом жизни и со знаковыми приметами былого. Взять хотя бы цены на чай и кофе у неправдоподобно вежливых проводниц, в милом облике которых угадываются черты белорусского тотема, аиста. Как говорится в агрессивной рекламе (хотя, конечно, по другому поводу), цены «приятно удивляют», заставляя ностальгически улыбаться. В вагоне, как ни странно, уютно. Где на наших просторах вы видели уютные железнодорожные составы с умиротворяющей атмосферой? А эти белорусские «машины времени» именно таковы…

Ранним утром наша «темпоральная колесница» осторожно подкатывает к Витебскому вокзалу, ступая на перрон которого, испытываешь временной сдвиг, окунаешься в реку иного времени, не испытывая, однако, при этом никаких неудобств. Обыкновенная привокзальная площадь, заставленная припаркованными иномарками. И мы садимся не в «Жигули», а в «Мерседес», приехавший за нами из санатория, на вид совсем новый… что странно, ибо в Москве доводилось слышать, что все иномарки в Белоруссии старше 20 лет. Но эта явно моложе. А вот этой трудяге по соседству, похоже, все тридцать. А той, поодаль, все сорок… Но – в путь!

Путь не близок. Лес, поля, снова лес, снова поля… А что это там? Точнее – кто?! Ужели аист?! Он. Белый белорусский аист. Красноногий. С черными резными крыльями… Полностью уверенный в своей безопасности, хозяином вышагивает по полю, не обращая на «Мерседес» не малейшего внимания. Значит, недалеко жилье, где у него гнездо… И точно – въезжаем в очередную деревеньку. Во всех – одинаковые палисаднички при избах, с крашеным в два линялых цвета, тускло-желтый и тускло-зеленый, низким штакетником. Только в два этих? Только, подтверждает наш спутник. Почему? Потому что в любой момент тут может появиться «батька» Лукашенко. Прилететь на вертолете. Есть у белорусского президента такая манера – внезапно нагрянуть в любое место страны, где его сегодня никак не ждут. Вот и получается, что «батьку» каждый день ждут везде, от областных городов до самых глухих уголков. Ждут и – бдят. Ну, например, красят единообразно штакетины палисадников. За колером местные начальники следят строго, потому что президентский глаз еще строже, сразу подметит цветовой разнобой.

Странно, что на избы единообразие не распространяется. Но они и так на одно лицо. «Архитектура» одинакова, разве что отделка разная, какие-то дома покрашены, какие-то стоят серые, гармонируя с прочими деревянными дворовыми строениями – сараем, хлевом, банькой, смотрят на дорогу маленькими окошками. Чем не живая картина прошлого?.. А вот дорога, пронзающая деревеньки, иные в пять, не больше домов, – из настоящего. Гладкая, чистая, только что не вымытая с шампунем, со свеженькой разметкой… Думаю, со временем я разгадал тайну белорусских дорог. Они ведь достались стране от СССР, где были сделаны на совесть, ведь это стратегические дороги на запад, в Европу, должные, в случае необходимости, обеспечить продвижение войск и техники. И такое продвижение они вполне обеспечили бы. Их поддерживали в отличном состоянии. И теперь поддерживают – у союзного государства тоже есть оборонные потребности и задачи. Чему российские туристы, устремляющиеся на запад отнюдь не на танках, очень рады.

Корпуса санатория, куда мы стремились, вольно раскинулись посреди светлого и сухого соснового леса. Изначально здесь был профилакторий известного на весь Советский Союз комбината, а в летние месяцы еще и пионерский лагерь для детей работников. Лагерь, пусть и не под именем пионерского, остался, а профилакторий трансформировался в санаторий, для своих, комбинатских, относительно дешевый благодаря разным скидкам и доплатам, а для приезжих из России и самой Белоруссии – относительно недорогой. Брать с отдыхающих больше комбинатскому начальству было бы, наверно, совестно (для белорусов это слово все еще имеет смысл), потому что профилакторий, оборудованный когда-то в соответствии с последними рекомендациями рекреационной науки, обветшал, медицинское оборудование поизносилось и стало часто ломаться, мебель расшаталась, дорожки покрылись ямами, меню оскудело… Нет, до мерзости запустения еще не дошло, с подступающим обмороком боролись как могли. Маленькая бригада работяг, густо, невзирая на пионеров и пенсионеров, матерясь, с удовольствием перекуривая, в фирменном социалистическом темпе перекладывала тротуарную плитку. Подвозили новые одеяла. Где-то что-то подмазывали, подкрашивали…

Главное же, медицинские процедуры назначались и проводились, бассейн с минеральной водой работал по графику, хотя среди отдыхающих и ходили слухи, что у персонала перебои с зарплатой, которая и так – кот наплакал, поэтому основная забота санаторских – сады-огороды, смородина, кабачки да огурцы. У санаторских, как у крестьян, сейчас день год кормит, им не до старичков из Москвы или Питера. Пулей летят после смены в свои деревни. Поэтому-то по воскресеньям и нет процедур – и это в санатории!.. А тут еще праздники. За что платим?!

Большой праздник – День независимости Республики Беларусь, совпадающий с Днем освобождения столицы Советской Белоруссии Минска от немецко-фашистских оккупантов, выпал назавтра после приезда. Не знаю, успели ли стать для белорусов своими, народными, искренними торжества по поводу первого события, но вот в святости второго просто грешно сомневаться. Оккупация – это два с лишним года смертельно опасной, самоотверженной партизанской жизни в лесах, куда уходили целыми деревнями, это каждодневная кровавая, тяжкая работа войны, это армии погибших и угнанных в рабство, это сожженные села, разграбленная и загаженная безжалостными чужаками земля… Память о тех годах священна, но она не на поверхности, она в глубине, в сердце, потому что народ белорусский глубок, затаен, чужд публичных демонстраций, позы, экзальтации, и если говорит о страшном и героическом времени «до сих пор не остывшего грома», то – песней.