Евгений Панов - Призванные к другой жизни. Прикосновение к тайнознанию

Все пригодные для нашего сверхнарода варианты развития лежат в границах «этического коридора», все непригодные находятся за его пределами. Кажется, у нас может полыхнуть вроде бы на ровном месте, там, где в других культурах никогда ничего не случится. На Западе и на Востоке хорошо известны и с успехом применяются разнообразные социальные огнетушители, главные из которых – закон и деньги. Но мы всегда ставили благодать выше закона и денег, всегда шли своим особым путем. «Что русскому хорошо, то немцу смерть», – предостерегает народная мудрость, подразумевая справедливость обратного: что хорошо немцу, скверно для русского.

Вот исторический казус. Известно, рекламу изобрели русские предприниматели. Изобрели исключительно затем, чтобы двигать торговлю, самореклама практически исключалась. Купцы, промышленники вели себя всего лишь естественно. Русскому человеку не идет рекламировать себя, расписывать свои достоинства, выпячивать собственное «я», точно подметил Сергей Аверинцев. Поэтому, подражая в саморекламе раскованным американцам, мы выглядим неестественно и глупо. То, что выгодно для американцев, для нас убийственно. В чем дело? В глубинно-социальном психотипе, подталкивающем к самоотречению и рефлексии. Наш человек не самодовлеющ. В каком-то смысле он не самодостаточен, ибо органически ощущает себя частицей огромного целого. Неизмеримо большего, чем семья, коллектив, община, страна. Принадлежа к этим общностям на «дольнем» уровне, на «горнем» он принадлежит ко всему миру, к Космосу. Выражением этого мироощущения и стала философия русского космизма. Свой вклад в нее внесли мыслители, считающиеся по рождению украинцами и белорусами.

Так космоцентричность наряду с православием этически кодирует сверхнарод.

Никто, верно, не решится отрицать, что выбор пути впрямую зависит от таких вещей, как национальный менталитет, национальный характер и национальный психотип. Они не просто важны, а первостепенно важны для бытия страны и ее народа.

Помните? «Что русскому хорошо, то немцу смерть». Народная мудрость предостерегает об этом не зря, не зря одновременно подразумевая справедливость обратного: что хорошо немцу, скверно для русского. Вот исторический казус. Известно, рекламу изобрели русские предприниматели, но изобрели исключительно затем, чтобы двигать торговлю, восславление самого производителя или самого продавца, то есть самореклама не входила в их намерения и почти не практиковалась. Сегодня это может показаться странным, но купцы и промышленники вели себя всего лишь естественно. Русскому человеку не идет рекламировать себя, расписывать свои достоинства, выпячивать собственное «я», точно подметил Сергей Аверинцев. Поэтому, подражая в саморекламе «отвязанным» американцам, мы выглядим неестественно и глупо – садимся не в свои сани, напяливаем сюртук с чужого плеча. То, что выгодно для американцев, для нас убийственно. В чем дело? В глубинно-социальном психотипе, подталкивающем к самоотречению и рефлексии.

Если сказать иначе, так, как сформулировал Н. А. Бердяев, Россия всегда ставила благодать выше закона и денег и в этом смысле всегда шла своим особым путем. Что это, как не наследственная черта?

Вопрос о выборе пути бесконечно тревожил Россию. Это вечный вопрос русского ума и вечная проблема нашей цивилизации. Кто мы – Европа, Азия, мост между Востоком и Западом или просто ни то, ни се, какие-то промежуточные земли? В чем наша миссия – если она существует? Какова всемирно-историческая роль страны (вот в том, что уж она-то у России есть, причем одна из главных в мире, у нас, наверно, никогда не сомневались)? Пока мы мучились над этими вопросами, соседи по планете, чуждые рефлексии, старались устроиться на ней поуютнее. В том числе – за наш счет. И так как нас использовали не раз и не два, так как каштаны из огня таскали нашими руками не только сильные, но и слабые, зато хитрые и наглые, то поневоле закрадывалась мысль, что мы в этом мире чужие, что мы к нему не приспособлены и не сумеем приспособиться… И то, небуржуазная страна не может быть своей в буржуазном окружении, а Россия – самая небуржуазная страна в мире, утверждал Бердяев, она боится роскоши, не хочет никакой избыточности, а сам русский человек не слишком поглощен жаждой земной прибыли и земного благоустройства, он – странник, с большой легкостью преодолевающий всякую буржуазность, уходящий от всякого быта, от всякой нормированной жизни… Бердяев писал об «упоенности русским бытом, теплом самой русской грязи, вражде ко всякому восхождению». Купцы, промышленники хотят оставаться «на равнине», быть «как все». Чтобы взять барьер буржуазности, превратиться в степенных бюргеров, обеспечивающих стабильность общества, они должны были переступить через непреодолимое, перестать быть детьми своей страны, своего народа. Ибо, по словам Бердяева, «слишком ясно, что Россия не призвана к благополучию», что она «никогда не склонялась перед золотым тельцом».

…В октябре 1922 года, когда с российских просторов исчез даже призрак «золотого тельца», В. И. Вернадский записывает в дневнике: «Научная работа в России идет, несмотря ни на что…» А через полгода, уже в письме из Франции, усомнившись в идеалах эмиграции, не видя в ней силы, пишет: «А сила русская сейчас в творческой культурной работе – научной, художественной, религиозной, философской. Это единственная пока охрана и русского единства, и русской мощи».

Свойственная России творческая сила – обнадеживающая эволюционная черта. Но часто это сила перемешана с силой отчаяния. Как очистить творчество от отчаяния? Как сделать российскую жизнь такой, чтобы творец не стоял на последнем рубеже, словно стойкий оловянный солдатик, не ложился на амбразуру, не спасал свое дело бегством за границу, не отстаивал достоинство и честь ценой жизни, а дышал полной грудью, творил на благо страны? Наверно, это можно сделать единственным путем: трансформацией цивилизационных особенностей.

О них принужден говорить каждый, кто хочет всерьез говорить о России. Более того, только о них, по сути, ему и придется говорить. Какие бы черты он ни собрался рассмотреть – те, что тормозят развитие страны, выбивают опору из-под ног, или, наоборот, те, что могут послужить основой для развития, – это, во многом, наследственно обусловленные черты. Неразделимая пара «национальный менталитет – национальный характер», порождающая дочерние взаимообусловленные пары противоположностей, такие, например, как «ресурсная избыточность – коммерческая недостаточность», видимо, задана России генетически. Поэтому наши цивилизационные особенности нельзя отменить, забыть, преодолеть, поменять на чужеродные. Нельзя за какие-то двадцать-тридцать лет «перестройки», «демократии», «капитализма» превратиться из умирающих в нищете кулибиных в преуспевающих эдисонов, и это грустно, но ведь нельзя также, хвала Господу, из пушкиных превратиться в дантесов.