Саша Камских - Институт экстремальных проблем

Светлана за полдня управилась со всей работой и после обеда ушла, с разрешения Порошина, к Ирине. В подразделении экологической безопасности практически всегда стояла тишина, только у охранника внизу было негромко включено радио. К мерному гулу вентиляции, работавшей в лабораторных помещениях, ухо привыкало очень быстро, и вскоре этот шум не замечался. Сложнее было привыкнуть к специфическим запахам, которые несмотря на мощные вытяжки порой распространялись по всему зданию. Вот и сейчас, как только Света вошла в корпус, ей сразу захотелось чихнуть.

— Ира, как ты можешь так спокойно здесь находиться? Неужели ты ничего не чувствуешь? — в который раз задала она традиционный вопрос, оказавшись в лаборатории.

Ирина потянула носом воздух.

— Немного аммиаком приванивает, наверное, открытую бутылку из-под тяги вытащили, — оглядываясь по сторонам, решила она.

— Немного?! — поразилась Света. — По-моему, здесь дышать нечем! Тут любого тошнить начнет. Пошли на свежий воздух, — она взяла Иру под руку.

Ирина кивком головы показала на стол, заставленный цилиндрическими пластиковыми флаконами.

— Видишь, сколько у меня работы?

— И что ты со всем этим должна делать? — едва ли не с ужасом спросила Света.

— Это кислотная вытяжка из проб грунта, в ней нужно определить содержание тяжелых металлов, — Ирина перечислила с десяток элементов. — Светик, не смотри такими круглыми глазами на эти фунфырики. Я их сейчас загружу в автосемплер, задам программу, прибор будет работать, а мы можем идти пить чай или дышать кислородом в зимний сад. Ты уже видела, какую красоту там сделали?

— Нет, я там давно не была, все как-то некогда, — улыбнулась Светлана, наблюдая за Ириными действиями.

Она не раз приходила к ней в лабораторию, но еще никогда не видела работу прибора, около которого сейчас сидела ее подруга. На экране большого монитора, кроме нескольких таблиц, куда Ирина вводила какие-то цифры, была картинка с разноцветными графиками, немного напомнившими Свете кривые на мониторах блока интенсивной терапии. Светлана обычно использовала компьютер для работы с текстами, играла на нем в игрушки, ходила в Интернет, но никогда не сталкивалась с такой сложной, как ей показалось, программой.

— Ну вот, номера проб я ввела, элементы для анализа отметила. Сейчас сделаем юстировку горелки, — Ира вполголоса комментировала свои действия, — зададим проверку калибровок, запустим программу и можем гулять часа два.

— Ты его оставишь без присмотра? — удивилась Света. — А вдруг что-нибудь произойдет?

— Сработает блокировка, и прибор просто отключится. — Ирина, не вставая с кресла, потянулась за своей сумкой и вытащила из нее фотокамеру. — Пойдем в парк, я хочу поснимать эту красоту, пока не растаяла. Незадолго перед твоим приходом разговаривала с Сережей, он жалеет, что не взял с собой хотя бы «мыльницу», такие, говорит, кадры пропадают, из тех, что больше ни разу в жизни можно не увидеть. С его «зеркалкой» мне, конечно, не управиться, а вот этой камерой я уже фотографировала, тут все автоматически делается, только на кнопку нажимай.

Все в парке было покрыто слоем прозрачной глазури. Бывшие Ирины студенты, приборист Костя Ершов, еще трое ребят из подразделения экологической безопасности скалывали ледяную корку с дорожек.

— Около клиники мы все отскребли, скоро здесь закончим, — доложил Сережа Шестаков. — Что нам делать дальше?

— Подойдите к Виктору Елисеевичу, он скажет, нужна ли еще ваша помощь, — улыбнулась Светлана и объяснила, заметив удивленные взгляды: — С обеда он уборкой командует.

— Я к этому злыдню не пойду, — категорически заявил Сережа. — Он опять начнет ко мне цепляться.

Порошин очень неодобрительно относился к Сережиной прическе – тот щеголял отросшими до лопаток роскошными волосами, лишь изредка прихватывая их простой резинкой. Один раз кадровик даже сделал ему замечание по поводу внешнего вида, на что парень ответил какой-то колкостью про солдафонов, чем страшно обидел старого служаку. После этого Порошин называл Шестакова не иначе как «Маугли».

— Я тоже к нему не пойду, мне уже осточертели его байки! — Костя поддержал Сережу. — У него на пять минут делового разговора приходится полчаса историй в стиле «бойцы вспоминают минувшие дни». Светлана, как ты все это выдерживаешь? По мне, так лучше дядю Яндекса слушать!

— Кое-какие истории я уже знаю наизусть, — улыбнулась Света. — Не обижайтесь на него, ребята, он очень хороший дядька, просто ему не хватает общения. Сами посудите – жена умерла, дети давно выросли, внуки тоже не балуют деда даже телефонными звонками. Думаете, почему он сидит на работе до позднего вечера? Потому что тут есть с кем поговорить, одна группа всегда на дежурстве; в диспетчерской, в гараже, на складе тоже живые люди постоянно находятся, можно с ними парой слов перекинуться. Не от вредности, как кому-то иногда кажется, он обходит весь институт, проверяет, все ли в порядке, а просто дома ему делать нечего, кроме как телевизор смотреть.

Ребята смущенно смотрели на Светлану. В их представлении кадровик был въедливым болтливым стариком, совавшим свой нос в каждую щель и стремившимся везде навести порядок.

— Вот и ушел бы на пенсию, — проворчал Костя, — сидел бы себе на лавочке с такими же пенсионерами, играл в шахматы или вспоминал молодость.

— Когда у человека в пожилом возрасте ничего нет, кроме работы, выход на пенсию для него очень часто означает начало конца, — сердито сказала Ирина и невесело добавила: — Пока человек работает, у него есть стимул следить за собой, желание интересоваться окружающим миром, он чувствует себя полезным. Сколько таких случаев было в институте – человек говорил, что пора дать дорогу молодежи, уходил на пенсию и очень скоро умирал, чаще всего не от болезни, а от потери интереса к жизни. Иногда даже и наличие семьи не спасало.

Света вздохнула:

— Виктор Елисеевич и больничный-то редко берет, хотя давление у него бывает очень высокое, таблеток напьется – и на работу. Однажды он проговорился: «Дома если упаду, то так и околею в одиночестве, даже глаза закрыть некому будет, а на работе кто-нибудь да подберет старого пса».

Ирина обвела взглядом совсем притихших ребят.

— Я сейчас сама позвоню Виктору Елисеевичу и спрошу, что вам делать дальше.

— Я схожу к нему и все выясню. — Саша Суворов почувствовал себя неловко после услышанного. Он вспомнил своего деда, который умер всего через полгода после ухода с работы. Тот никогда не жаловался на здоровье, но просто не проснулся однажды утром.

Саша ушел к Порошину, а ребята молча принялись за работу. Ирина уже не так сердито посмотрела на них, но настроение у нее подпортилось, и фотографировать обледенелые кусты уже не хотелось. Она сделала несколько снимков и с недовольным видом убрала камеру в чехол.