Сергей Зеленин - Эволюция

Да! Очень было неприятно это выслушивать и, популярности мне это после Русско-Японской не прибавило…

Но, были и лестные отзывы! В одного пехотного полковника, например, самурай-офицер высадил весь барабан своего револьвера и рубанул вдобавок лежащего своей катаной, а тот жив остался. Самурай, по ходу, после того — «харакиркнулся», сто пудов! Если, конечно, его на месте не обнял Кондратий от удивления…

Были случаи и, довольно многочисленные, когда «Центурион» выдерживал попадания винтовочной пули с трёхсот метров и, даже ближе!

Надо ещё учитывать, что в то время пули делали из свинца, с оболочкой из медного сплава. А, энергия японского патрона «Арисака 6,5×51» была несколько меньше чем, к примеру — у немецкой от «Маузера К98», или патрона русской трёхлинейной винтовки. Против таких пуль, наши бронежилеты достаточно эффективны…

Проанализировав же весь боевой путь нашего «сектора» — через все войны, делаешь вывод, что бронежилеты были популярны в частях штурмовавших или обороняющих города, а в полевых условиях их популярность стремительно падала.

«Ратник» хорошо защищал грудь и спину бойца от осколков, частично от пуль, а также в рукопашной схватке, пока солдат был на ногах — шел или бежал. Что, чаще всего происходит при уличных боях в крупном городе…

Однако, боёв в городах было сравнительно мало, а в полевых условиях солдаты-штурмовики больше ползали по-пластунски — чем бегали и, нагрудный панцирь скорее мешал, чем защищал.

Ну, а если к тому же, солдатам приходилось много передвигаться пёхом, «лишнее» железо просто выбрасывали! Полезнее с собой взять в дорогу побольше патронов или еды, чем порядочного веса «бронежилет»…

«Классический» кевлар у наших химиков, почему-то пока не получился… Но, в самом конце Продолженной Войны, «потник» под нагрудный панцирь стали делать из баллистического капрона, с набивкой вместо ваты неким подобием кевларового волокна. Это, резко увеличило защитные свойства системы, но война уже закончилась…

Казалось бы, я должен был очень хорошо навариться на Русско-Японской Войне, да?

О чём, разговор? Я так и, сделал — разбогател «на крови и страданиях» — как писали обо мне в российских газетах, к которым я ещё не «подобрался» в то время…

Однако, они почему-то обходили — как по сговору, некоторые щекотливые обстоятельства… Например, я содержал за СВОЙ (!!!) счёт в Маньчжурии «добровольческую» автомобильную роту, к середине войны выросшую в батальон, а к её концу — в полк.

Сначала, в «Добровольческой Автомобильной Роте», легковых «Хренней» было больше чем грузовых «Хандрозов» или тракторов «Харитон»…

Сам Куропаткин очень быстро понял преимущества автотранспорта и, большую часть, передвигался на персональной «Хренни-Мажор». Весь мир обошла сенсационная фотография командующего Маньчжурской Армии, объезжающего на «Хренни» позиции. Ну, а вслед за ним и весь его штаб — чтоб не отстать от командующего, а потом и штабы отдельных армий и корпусов…

Хорошая реклама, да? Я ждал очень большого заказа на автомобили от Военного Ведомства, до и после окончания войны… Ждал, но «большого» заказа, я так и не дождался до следующей войны — до Великой. Так, по мелочи…

Гораздо плодотворнее было моё сотрудничество с жандармами да полицией — те очень рано вкусили преимущество автомобилей и, с каждым годом, их закупки, в том числе и специальных модификаций — «Хренни-Коп» только всё увеличивались и увеличивались — дойдя к началу войны до сотни в месяц. Ну и, Фельдъегерская Служба России, оценив «маньчжурский» опыт, всё больше и больше предпочитали отправлять документацию не «на тройках с бубенцами», а на автомобилях и, позже — на аэропланах.

Ну, а когда началась Великая Война, наши военные променжевавшись с полгода, массово принялись закупать мои «Кайманы» и «Шайтаны»…

Кстати, «персональный» автомобиль Куропаткина водил персональный шофёр из «ЦИБа» — первый наш тайный «агент влияния». Так, сказать — «проба пера»! Очень талантливый парень — отобранный из сотен кандидатов и, обученный самим Мозгаклюем, именно для этой миссии. Через него я узнавал, что Куропаткину надо — ещё быстрее, чем сам Куропаткин…

Прирождённый психолог! Именно он, возглавил «Центральное Информационное Бюро», когда Женьки не стало…

К концу же войны, командование Маньчжурской армии оценило роль грузовиков и тракторов и, просило, требовало и умоляло даже, об их как можно большей присылке в действующую армию. Были первые, ещё — самодеятельные, попытки использования «мотопехоты» и, даже — «танков»!

Мои шофера, редким из которых минуло восемнадцать лет, в сговоре с несколькими — не намного их старше зауряд-прапорщиками [117], спереди на «Хандроз» присобачили толстый лист котельного железа, в кузове — пулемёт и, как-то раз, атаковали таким образом позиции японцев! Конечно, это добром не кончилось — «танки» застряли в первой же неровности земной поверхности и, японцы расстреляли эти «чудо-ваффли» из орудий…

Я, впервые лишился нескольких своих смелых, горячих, умных… Но, нетерпеливых мальчишек! Не подозревавшим — что, самые главные войны у них ещё впереди.

Кроме «добробата-автобата», при Маньчжуркой Армии всю войну неотлучно находился такой же — «добровольческий» батальон связи, в начале компании состоящий из трёх линейно-телефонных рот, одной фельдъегерской и, одной же — радиотехнической роты…

В «реальной» истории, несмотря на то, что война была больше позиционной — чем маневренной, зачастую отсутствовала нормальная телефонная связь даже между армиями и корпусами! По большей части, управляя боевыми действиями на громадных — по европейским понятиям пространствах, русские генералы — как на Куликовом Поле, конными посыльными обходились.

Своих, современных средств связи — телефонов и полевых телеграфов, Россия не производила, а сама организация связи в российской армии была налажена просто отвратительно…

Телефонные аппараты, коммутаторы и телефонный провод к ним, командиры полков чуть ли не покупали по своей инициативе и за свой счёт! Были они разнотипные — различных систем и, зачастую не могли работать друг с другом…

Я немного это дело улучшил. Сразу после начала войны, в ставке Куропаткина был развёрнут полевой узел связи, а в каждой из его армий, корпусов и дивизий соответствующие «узелки». Сначала, питомцам Кенвуда, приходилось чуть ли не навязывать свои «услуги» — тем более, что возрастом они — все как один, были зело юны…

Но затем, руководство действующей армии распробовало преимущество современнейшей, надёжной связи и, просто не могло обходиться без наших «сопливых» добровольцев! После войны, Куропаткин так и, говорил мне: