Елена Мусорина - Север Москвы вокруг Ярославской дороги. Путеводитель для путешественников и паломников с описанием наиболее интересных исторических объектов

Позади зданий Коронационного убежища виднеются строения бывшего Работного дома. В доме была домовая церковь. Устройство работных домов в России было своеобразным итогом государственной политики в области благотворительности и борьбы с нищенством, начавшейся еще во времена Петра I. Дома открывались для неимущих, нищих, бездомных, где им предоставлялась оплачиваемая работа, пища, одежда и ночлег.

В 1931 году Сокольники объявили Парком культуры и отдыха. На территории парка некоторое время существовал однодневный дом отдыха, затем были возведены выставочные помещения, где в 1959 году проходила памятная москвичам американская выставка [49].

Название «Марьина роща» у современного жителя столицы ассоциируется с традиционным районом Москвы, последнее столетие развивавшимся по законам большого города. Расположенное к северу от исторического центра, за границами Земляного города, это место с древности входило в состав подмосковной вотчины с центром в знаменитом селе Останкине.

Впервые Марьино, как пустошь (ненаселенное место), упоминается в XVI столетии. Под именем Бояркино, Марьино она находилась в части Московского уезда, которая в древности именовалось станом Манатьиным, Быковым и Коровиным. Останкино в то время называлось сельцом Осташковым, Останково тож, и принадлежало служилому роду Сатиных. В 1558 году Останкиным владел мценский воевода Алексей Захарович Сатин вместе со своим братом Андреем, казненный царем Иоанном Васильевичем за близость к опальному царедворцу А. Ф. Адашеву. Затем Останкиным владел «немчин Орн». Следующим владельцем конфискованного имения стал известный политический деятель думный дьяк Василий Шелкалов. В 1584 году Марьино, бывшее во владении Шелкаловых, называлось пустошью Бояркиной, на которой «пашни лесом поросло середней земли 20 четьи, а в дву потому ж, сена 30 копен» [51]. Этот упоминаемый лес целые столетия составлял тот зеленый массив, который и называется Марьиной Рощей.

В 1617 году, по окончании Смутного времени и в начале царствования Михаила Феодоровича Романова, Осташково, оно же Останково, пожаловали боярину князю Ивану Борисовичу Черкасскому. При нем в Останкине была построена деревянная клетская (т. е. образованная венцами из бревен, положенными друг на друга) церковь в честь Святой и Живоначальной Троицы. В приходе этого храма состояла вновь поселенная крестьянами слободка Бояркина, Марьина тож на речке Копытинке, в которой проживало значительное число людей (63 бобыльских двора). С построением деревянного храма в Останкине почти четыре столетия деревня Марьина с прилегающей землей состояла в приходе Свято-Троицкого храма [52].

На кладбище. Рисунок Ижакевича, гравюра Флюгеля.

Из древней истории о Марьине и Марьиной роще известно совсем немного – в основном в древних актах описывалось село Останкино, где был центр вотчины и существовал боярский двор с садом. Известно, что владельцы имения часто охотились в окрестностях Марьина и в числе хозяйственных построек вотчинника в Останкине упоминались двор сокольников и псарня. Про живущих в 1640–1670-е годы крестьян (беcпашенных бобылей) в деревне Марьине в переписных книгах писали: «кормятся в Москве всякими промыслами и работою». В Троицкие походы русских царей, когда государь со свитой шел на поклонение преподобному Сергию в Троице-Сергиев монастырь, в Марьиной Роще разбивали первый стан с шатрами для отдыха.

Гулянье в Марьиной Роще. Художник В. Г. Астрахов, 1852 год.

Последним из владевших Останкиным князей Черкасских был канцлер императрицы Анны Иоанновны – князь Алексей Михайлович Черкасский, который отдал свою вотчину в приданое дочери, княжне Варваре Алексеевне, когда она вышла замуж за графа Петра Борисовича Шереметева. С этого времени и до 1917 года останкинское имение, в том числе и земли в окрестностях деревни Марьиной, оставались во владении рода Шереметевых. В Марьине проживали и многочисленные ремесленники, обслуживающие хозяйственные заведения усадьбы Шереметевых.

Семик, или гулянья в Марьиной Роще. Художник П.Кузьмин.

Окрестности Марьина еще с древних времен стали местом упокоения иноземцев, служивших в Московии. В большинстве случаев это были лютеране, служившие в России со времен царя Алексея Михайловича. Место их погребения для русских людей считалось «нечистым», так как православное сознание русского Средневековья не приветствовало общение с инославными, которых по русской традиции называли «немцами». Отсюда произошло и название кладбища «Старое Немецкое». Белокаменные могильные плиты на этом кладбище долгое время сохраняли надписи на немецком и латинском языках. На этом погосте был похоронен и мариенбургский пастор Эрнст Глюк, в семье которого выросла Марта Скавронская – известная в русской истории как супруга Петра Великого и будущая императрица Екатерина I [53].

Марьина роща стала местом народных гуляний. В «Зеленые святки», или Семик, проводившийся в седьмую Неделю по Пасхе, на Лазаревском кладбище и в Марьиной Роще собирался городской люд помянуть своих пропавших без вести родных и близких. В кладбищенском храме служили заупокойную Литургию, после которой люди разбредались по разным местам, устраивая поминки. По народной традиции эти поминки не обходились без песен, хороводов, обильной трапезы и винопития. Гулянье в Семик в Марьиной Роще пользовалось особой любовью в Москве в конце XVIII – начале XIX века. Сметливые москвичи для съезжающегося на праздник народа открывали трактиры и балаганы. Музыканты, певцы и особенно популярные в то время цыганские хоры сопровождали эти гулянья [54]. В историческом путеводителе по Москве 1827 года о Марьиной Роще писали так: «На разных местах сей рощи расставлены палатки, там ресторация, здесь комедия, тут горы, в другом месте – красиво устроенный домик. Несколько верст в окружности со всеми прелестями не подкрашенной природы составляют место прогулки». Сюда приезжала публика разных сословий: дворяне катались в каретах, купцы широко гуляли под цыганский хор, студенты «пировали за полными чашами вина», ремесленники и рабочий люд глядели спектакли балагана, сидели в трактирах.

Нередко шум и крики гулявших нарушали спокойную жизнь кладбищ: даже могильные плиты заброшенного Лютеранского (немецкого) кладбища превращались в импровизированные столы, «за которыми до глубокой ночи бражничали веселые москвичи, располагаясь тут же на ночлег».