Елена Мусорина - Север Москвы вокруг Ярославской дороги. Путеводитель для путешественников и паломников с описанием наиболее интересных исторических объектов

В Марьиной Роще, где нынче гулянье, тут было кладбище:

Тут чужеземцы лежат, и видны могильные камни.

Надписи стерты давно; а на них православный пирует,

Не заботясь, чей сон он разгульною песнию будит,

Ганса ли, Книпса тревожит он слух, Тавернье иль Лефорта! [55]

Царь Михаил Феодорович.

Н. М. Карамзин, посетивший в 1803 году Марьину Рощу и старое лютеранское кладбище, оставил исторические заметки и впечатления в своей книге «Записки старого московского жителя»: «Жителям московским известно старое Немецкое кладбище в Марьиной Роще: я хотел узнать, когда оно было оставлено, и спрашивал о том у пасторов здешних лютеранских церквей; но они не могли отвечать мне удовлетворительно. Олеарий пишет, что немцы, лютеране и реформаты, переселяясь в Слободу во время царя Алексея Михайловича, обнесли стеною новое кладбище свое; вероятно, что в самое сие время было оставлено ими старое, от Слободы удаленное кладбище, где они погребали мертвых, живучи в городе. Достойно замечания, что цари наши одним католикам не позволяли в Москве свободного богослужения: действие взаимной ненависти между Восточною и Западною Церковию! Сия ненависть усилилась еще во времена Лжедимитрия и польских злодейств в России. При осаде Смоленска было в нашей армии несколько католиков; но, по окончании войны, их немедленно выслали за границу. Голштинским послам, ехавшим в Персию через Россию при Михаиле, объявили именем царя, что в свите их не должно быть ни одного католика.

Царь Алексей Михайлович.

Многие иностранцы во время государя Михаила Феодоровича принимали нашу веру. Некто граф Шлик, молодой человек, приехал в Россию с письмом датского короля Христиана IV и, будучи обласкан царем и боярами, объявил, что он желает окреститься по обрядам Греческой церкви. Государь, в знак своего удовольствия, определил ему более тысячи рублей в год жалованья: сумма великая по тогдашнему времени. Все знатнейшие люди были свидетелями его крещения, и граф Шлик, взятый ко двору, назвался князем Львом Александровичем Шлыковым, или Шлаковским. Он знал латинский и другие языки, имел вообще много сведений, был умен, ловок и надеялся жениться на дочери самого царя, Ирине Михайловне; однако ж сия надежда не исполнилась. Король датский уведомил государя, что мнимый граф Шлик несправедливо называется сим именем, будучи совсем другой и весьма незнатной фамилии; но царь сделал только выговор новому русскому князю и не лишил его своих милостей. Сей молодой человек женился потом на дочери одного боярина. Полковник Леслей, барон Петр Ремон и французский дворянин де Грон также приняли в Москве греческую веру. Первый служил с великим отличием при осаде Смоленска и, быв щедро награжден государем, выехал из России; но через несколько лет опять возвратился в Москву, выпросил себе у царя большую деревню на берегу Волги и поселился в ней с женою и детьми своими. Русским крестьянам не полюбилось работать на чужестранного господина: они жаловались, что жена его обходится с ними весьма бесчеловечно и даже оказывает явное презрение к обрядам Греческой церкви. Последнее обвинение было уважено еще более первого. Леслея и жену его привезли в столицу и строго допрашивали: они клялись в своей невинности, но сам патриарх вступился в сие дело и вместе с боярами убедил государя не отдавать крестьян иноверцам. Леслей, узнав о том и крайне желая удержать за собою доходную деревню, вызвался переменить веру. Его окрестили, но деревню отдали другому, ибо крестьяне объявили, что они хотят лучше умереть, нежели принадлежать ему. Между тем царь определил Леслею хорошее жалованье» [56].

Немецкое кладбище в Марьиной Роще устроено было для рейтаров, то есть гвардейцев царя Алексея Михайловича, а затем на этом же кладбище погребены и поселенные Петром Первым в Сокольниках свейские полковники. Это кладбище расположено в виде квадрата, занимает не более десятины [57]земли, окопано невысоким валом. На нем сохранилось до 20 надгробных небольших камней в идее невысоких продолговатых плит из жернового камня. Плиты эти в большинстве не менее 3 аршин в длину и аршина [58]в ширину, – в ногах они несколько уже. Верхняя сторона почти на всех плитах несколько закруглена. Почти на всех же плитах находятся надписи, которые от времени испортились, так что трудно разобрать оные даже опытному знатоку дела. По краям плиты иногда украшены виньетками. Все эти плиты, судя по надписям, относятся частью ко второй половине XVII, частью к началу и середине XVIII столетия. В первое время, как можно предполагать, на этом кладбище погребались кроме рейтар и сравнительно бедные бесермены, проживавшие в городе Москве. С течением времени на нем стали погребать и знатных особ из иностранцев. По крайней мере, из надписей, которые местами можно разобрать, видно, что погребенные здесь лица обозначаются словами «господин», «господа» с прибавлением чина или должности. Под самым древним памятником с надписью погребен господин Франц Адольф, русский подданный Его Царского Величества, умерший в 1675 году. Есть памятник с трудно разбираемой надписью, отмеченный 1677 годом. Затем по древности следует памятник, относящийся к 1703 году. Под сим памятником погребен Пастор Федор Шоох. Далее следуют памятники, относящееся к 1720, 1756, 1757, 1760 годам и поздние. Под ними погребены по преимуществу разные военные и их жены. Так, под памятником 1760 года погребена жена генерал-майора Елисавета Мейер; под памятником 1757 года – бригадир Гедеон Коррет, под памятником 1756 года – госпожа Екатерина Шталин. На остальных плитах надписи до того испорчены, что их трудно разобрать [59].

В 1847 году Московская Евангелическо-Лютеранская Консистория поручила московским евангелическо-лютеранским церквам св. Михаила, святых апостолов Петра и Павла и в г. Москве создать комиссию церковных советов этих церквей с целью исследовать состояние старого иноверческого кладбища в Марьиной Роще. Комиссия церковных советов обследовала захоронения на кладбище, был составлен перечень тех погребенных на кладбище, на чьих надгробиях сохранились надписи, снята копия с надписи на надгробном камне пастора Глюка. Работы проводились при содействии Московского Обер-Полицмейстера и Московского Воспитательного Дома [60].

Как отмечал московский бытописатель, в самом людном месте Марьиной Рощи находился трактир Герберг и недалеко от него стоял трактир Заикина, по соседству с кладбищем. Около этих гостеприимных заведений находились садики с расставленными в них столиками и с беседками… толпища народа двигалась на галереях трактиров, особенно около буфетов, там ожесточенно раздавалась своя сборная музыка».