Александр Сапа - Женские образы в творчестве Валентина Распутина

И закончить размышления об одном из лучших женских образов Распутина хочется характеристикой Дарьи Пинегиной, данной критиком А.И.Хватовым: «Образ Дарьи царит в художественном мире повести, мире обширном и благозвучном, красочном и приветном. Да и сама Дарья под стать ему: она истинно человечна не по сентиментальной склонности умиляться и сострадать, а по своей сути человека, обладающего душой, чутко улавливающей ритмы жизни, сбои, которые происходят в человеческих отношениях. Её мыслью, взвешенной и согретой теплом человечности, её великодушием художник и ведёт «дознание» действительности, стремится понять, всё ли происходит по чести и совести, по разумной рачительности, свойственной не временщикам, а истинным хозяевам жизни…

Было бы наивно видеть в Дарье Пинегиной лишь ревнительницу старины. Ей свойственны и понимание необходимости происходящих в жизни перемен. Но, всматриваясь в надвигающиеся перемены, Дарья оценивает их в свете заветов, которые вошли в жизненный обиход и составили моральный кодекс, цементирующий человеческую общность Матёры. Без этих скрепляющих начал жизнь лишится структуры, человек не обретёт лица» [31, т.2, с.396-397].

Значимо, что с образом Дарьи связаны притчево-философские символы повести: самовар, листвень, Хозяин острова, Изба, которой в повести отводится особое место.

Человек в повести Распутина окружен многими мифопоэтическими образами, но важнейшим из них является образ дома. Б.А. Рыбаков по этому поводу пишет: «Дом – мельчайшая частица, неделимый атом древнего общества, был пронизан магически-заклинательной символикой». Дом для материнцев – это часть их жизни, это живые корни, которые связывают человека с прошлым. Так, Дарья говорит о Петрухе: «Он живую избу спалил». Или же вспомним другой случай, когда Дарья прощается со своей избой. Она моет ее, обряжает как покойника, чтобы проводить в последний путь свой родной дом. «Но теперь ей предстояло готовить избу не к празднику, нет… Не обмыв, не обрядив во все лучшее, что есть только у него, покойника в гроб не кладут – так принято. А как можно отдать на смерть родную избу, из которой выносили отца и мать, деда и бабку, в которой она сама прожила всю, без малого, жизнь, отказав ей в том же обряженье? Нет, другие как хотят, а она без понятия. Она проводит ее как следует».

Заметим, что обряд, связанный с похоронами, имеет двойственный характер. С одной стороны, земля – это поглощающее начало (могила, чрево), а с другой стороны – это начало возрождающее (в космическом плане). После кончины человека душа его начинает новую жизнь. С нею происходит та же метаморфоза, которая наблюдается в царстве природы. «Похоронив» избу, Дарья где-то на подсознательном уровне надеется на ее возрождение.

Глава об обряжении Дарьей избы – глава особая, она как прощальный речитатив, реквием. Превозмогая усталость, старуха белит избу («Дух из нее вон, а сама, эту работу перепоручать никому нельзя… облегчение дают собственные, а не заемные слезы»), подмазывает печь, моет подоконники, пол и окна. И «чем меньше оставалось дела, меньше оставалось и ее. Казалось, они должны были изойти враз, только того Дарье и хотелось». Но судьба распорядилась иначе: долго еще, всю ночь, оплакивала Дарья избу сухими слезами, и изба словно понимала, что с нею делают. И, видно, кому-то это было надо: этот поступок Дарьи даже у одного из пожогщиков вызвал уважение, – дом они собирались сжечь завтра. Сама же Дарья, простясь с домом, помнила только, что шла и шла, сама не зная куда, – до вечера старухи не могли ее найти; а рядом все время бежал невиданный ранее зверек и смотрел ей в глаза. Это – Хозяин острова. Он делает ночные обходы своих владений, слушает голоса изб и вещей, видит сквозь стены то, что творится внутри, и даже предвидит будущее: какая изба за какой будет гореть, кто их станет поджигать. Он видит намного-намного вперед, и – в точности. Трудная досталась ему доля: зная, ничего не уметь изменить и предотвратить. Его на острове не видел никто и никогда, а он знал всех. И то, что он открылся Дарье, и то, что она увидела его, – не от их ли общего предназначения и особого видения мира? Он ее спасал, но у нее же он, быть может, искал и крепости? Обладание сверхъестественными качествами уже не помогает Хозяину – он знал, «что скоро одним разом все изменится настолько, что ему не быть хозяином, не быть и вовсе ничем, он с этим смирился… Еще и потому он смирился, что после него здесь не будет никакого хозяина, не над чем станет хозяйничать. Он последний».

Последний хозяин… С одной стороны, его попросту не нашлось среди людей, потому что хозяин не только правит – он и ответственность на себя берет. С другой стороны, этот маленький, с кошку величиной, безвредный и беспомощный зверек – воплощение того природного добра и понимания, прощения и долготерпения, которые характеризуют и сам остров. Но даже он, спокойный Хозяин острова, не выдерживает в конце повести, – и над островом проносится его тоскливый вой. Прощается он? Протестует? Предупреждает? Призывает к милосердию? Спрятался остров в тумане, чтобы не нашли его, не сожгли единственный оставшийся барак, в котором находятся не желающие до последнего мгновенья покидать землю предков старухи Дарья, Катерина, Настасья, Сима с мальчонкой Колюней да неизменный Богодул. Как будто в другом уже мире – непривычном, ирреальном – находятся последние обитатели острова: и разговор их странен, и самих их в темноте можно различить только на ощупь. Есть ли они, нет ли их? Есть ли Матёра, была ли она? Или, по слову Дарьи, «и о Матёре люди, которые останутся, будут вспоминать не больше, чем о прошлогоднем снеге? Если даже о родных своих забывают так скоро…»?

Да, Матёра была и останется в памяти её жителей и читателей, потому что, по точному замечанию критика Юрия Селезнёва, «Матёра… идейно-образно связана с такими родовыми понятиями, как мать (мать-Земля, мать-Родина), материк – земля, окруженная со всех сторон океаном (остров Матёра – это как бы «малый материк»), и, наконец, не случайно в сознание современного человека все более проникает образ нашей планеты – Земли – как «малого острова» в Великом космическом океане… Не о судьбе «уходящей деревни» скорбит Распутин, не только о ней, – писатель, пользуясь словами Достоевского, попытался показать нам в своей повести-предупреждении, возможно, «будущие итоги настоящих событий». Да, все это «было бы смешно», если бы не грозило будущим» [31, т.2, с.388].

2.2.5. Агафья, героиня рассказа «Изба», – последняя праведница

в творчестве Распутина

У