Олег Колосовский - Литература. XXI век. К вопросу о стандарте среднего общего образования по литературе

Образ Шухова, вероятно, непонятен высоколобому столичному читателю. Демократичный же читатель с большим жизненным опытом радуется узнаванию виденного в жизни и симпатизирует Шухову – умельцу-самоучке, трудяге, человеку с запасом душевного здоровья, да и на язык он остер. Таких людей ценят на войне, на заводе, на стройке, в лагере, в тюрьме, ценят и зовут по имени-отчеству.

Солженицына – историка и психолога интересовал вопрос, какие люди способны на солидарность, на борьбу с режимом. Его вывод таков: просвещенные с чувством собственного достоинства (Нержин, Костоглотов). Крестьянин Шухов из далекой деревни Темгенево – не способен. Максимум, он может принять участие в бунте, если уж совсем припечет.

У Шухова в американской литературе есть аналог, фермер из глубинки Пейдж, кто точно знал, «где верх и где низ» и в природе, и в хозяйстве, и в людях, и в себе. Знал и не опускался [24]. Вот и Шухов знал и не опускался, победив голодное безумие и, планируя жизнь на воле, он был уверен, что не унизится до торговли и не бросит крестьянский труд. Это и есть доминанта образа.

Роман сейчас читается, как психологический детектив. Именно так. Мне он интереснее, чем, например, книги А. Кристи. Судите сами.

Обитатели секретного Конструкторского Бюро, расположенного на окраине Москвы, зэки, выполняют рутинные заказы Министерства госбезопасности. Условия очень даже терпимые: не голодно, тепло, работа интересная, люди вокруг интеллигентные, не считая тюремщиков. Зэки в свободную минуту обсуждают политику, азартно спорят на мировоззренческие темы, отстаивая свои жизненные позиции. Неожиданно ситуация обостряется. Пришел приказ создать телефонную «прослушку» с возможностью определять абонента по голосу. Заключенные понимают, что могут стать соучастниками репрессивного беспредела, охватившего страну. Перед ними ставится условие: согласен работать – остаешься, не согласен – отправляешься на Колыму. Вопрос согласия-несогласия означает «быть или не быть» в прямом и жестоком смысле. Читатель в высшей степени заинтригован, чем кончится проверка на деле их принципов и человеческого достоинства, какие оправдания своему решению найдут те, кто останется. Кульминация романа сделана мастерски. Это – выбор, который надо было сделать каждому и незамедлительно.

Концовка романа выразительна, как мощный аккорд симфонии, блестящая концовка: Ранним утром по улицам Москвы едет фургон с надписью «Хлеб». Везут заключенных. Среди них Глеб Нержин, главный герой книги. Он прислушивается к шумам города, прощается с ним. Ему не видно, куда везут, но гадать излишне, куда же еще – на Ярославский вокзал.

Понятие «народ» важно для любой нации, тем более для русских. И для вас важно, мои любезные друзья.

Во-первых, чтобы осознать свое родство с народом, просмотрите семейный архив, послушайте воспоминания ваших дедов, навестите родные могилы. Ваши предки были крестьянами, помещиками, инженерами, врачами, агрономами. Они – соль земли.

История России XIX–XX вв. изобиловала драматическими событиями. Наш род не миновал ни одного. Но так случилось, или Провидение вело, или понятие о чести, но «кровь и грязь эпохи» миновали. В том смысле, что мы не угождали властям и не участвовали в репрессиях, прямо или косвенно.

Во-вторых, постарайтесь осознать, что вы не только потомки Колосовских, Галаниных, Колпаков, Воробьевых, но глядя в глубь времен, «одной крови» с протопопом Аввакумом, Д. Донским, С. Радонежским, А. Суворовым, Е. Пугачевым, А. Пушкиным, Л. Толстым, Д. Каракозовым, братьями Ульяновыми, С. Королевым, Ю. Гагариным, А. Солженицыным…

Вернемся к образу народа. Крестьяне: Матрена, Иван Денисович, Тюрин, Клевшин, баптист Алешка, моряк Буйновский; обитатели КБ, инженеры: Нержин, Сологдин, Рубин, крестьянин Спиридон, дипломат Володин; пациенты онкологической больницы, бывший зэк Костоглотов, геолог Вадим… врачи-подвижники и среди них – Вега (лучший женский образ в русской литературе). Вот они и есть народ, «пошатнувшийся образ которого укрепил Солженицын».

Подведем итоги.Изучается «Один день Ивана Денисовича» и «В круге первом». Для домашнего чтения и последующего обсуждения предлагается «Раковый корпус». Эту вещь можно преподать как возврат к вечным истинам: как человек жил, зачем жил, что остается после него. Надеюсь, что учитель сможет. Для домашнего чтения также надо рекомендовать фрагменты из «Архипелага», как то: описание казней зэков на Соловках и несколько судеб праведников, «победивших зло». Среди них Анна Скрипникова. Она была из тех редчайших людей, которых не кусают злые собаки, не нападают бандиты и насильники, и перед которыми смирялись удивленные чекисты.

Только правдивые книги в полной мере действуют на души людей, особенно на молодые души, будя в них мужество, веру и волю.

«Нашей литературе на много лет хватит еще насущных человеческих конфликтов, долго еще будет сладок черный хлеб правды. Если действительно, как писал Стендаль, искусством движут страсти, то нам их не занимать»

Спустя полвека после первых публикаций произведений В. Быкова стало ясно, что они выделяются среди фронтовой прозы 1960-х годов своей тематической, идейной и стилистической цельностью. Например, Огнев статью о творчестве Быкова назвал «Возможности человеческого духа». Стало ясно, что В. Быков – русский классик XX в., что его книги надо изучать в школе так же, как книги Н. Островского, М. Шолохова, А. Солженицына. Вероятно, лучшими для этой цели являются повести «Круглянский мост» и «Сотников».

Если учителю удастся убедить школьника начать читать «Круглянский мост», то ученик наверняка «зацепится» и дочитает до конца. Небольшой объем повести, захватывающий сюжет, сочувствие молодому партизану, жалость к мальчику-вознице – все облегчает восприятие. После обсуждения повести в классе, а оно, конечно, должно быть заинтересованным, ученик способен на собственные суждения о проблематике – «мораль на войне». Это главный результат. Как дополнение на уроке полезно разобрать художественные особенности. Тогда урок пройдет не зря.

Подведем итоги . В программу включается изучение творчества В. Быкова в обзорном порядке и повести «Круглянский мост» и «Сотников».

Одними из последних могикан литературы советского периода были интереснейшие писатели Ф. Искандер и И. Грекова. К сожалению, программа перегружена, и изучать их творчество затруднительно. После них литературные прерии заселили малоисследованные племена модернистов, постмодернистов и постпостмодернистов. Если судить о современной русскоязычной литературе (именно русскоязычной, потому что она потеряла в значительной степени «русскость») по обзорной периодике, то ситуация такова. Часть прозаиков до сих пор (!) занята «сведением счетов» с коммунистическим прошлым или (теперь все дозволено!) находит драйв в изображении секса, пьянства и мата и т. д. Другая часть прозаиков изобретает новые формы, не заботясь о содержании. Вероятно, есть и еще течения, известные в основном издателям.