Виталий Еремин - Отчаянная педагогика: организация работы с подростками
- Название:Отчаянная педагогика: организация работы с подростками
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент Владос
- Год:2013
- Город:Москва
- ISBN:978-5-691-01806-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Виталий Еремин - Отчаянная педагогика: организация работы с подростками краткое содержание
Отчаянная педагогика: организация работы с подростками - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
– Мне надо, – отвечаю, – ребят одеть.
И цитирую Макаренко: «Коллектив, который вы хорошо одеваете, на 50 % в ваших руках».
– А сейчас в чьих руках? – спрашивает Орловский.
– Пока заправляет шпана.
Орловский подумал и сказал ворчливо:
– Они сами должны уметь держать себя в руках.
– Для этого и нужна форма.
Короче, нашел с ним общий язык. Начали собирать металлолом. Сдали за месяц годовой план завода. Завод оплатил счет, и в ателье уже шили наши форменки.
Раньше к каким только партийным и советским чиновникам не обращался. В лучшем случае меня «кормили» обещаниями. Куда проще оказалось договориться с хозяйственниками. В таких случаях надо только сообразить, в чем может быть их интерес. Чем им может быть полезна подростковая организация.
Не все гладко было и в отношениях с ДОСААФ. Сначала не давали учебное оружие, потому что не было помещения. А когда появилось, оказалось, должен быть специальный сейф. По приказу Орловского на заводе изготовили железный ящик. Тогда ДОСААФ выдвинул новое требование: должен быть ночной сторож.
На мотоцикл, даже самый легкий, не хватало денег. Что касается бокса и самбо, то тут основные трудности заключались в оплате работы тренеров. За спасибо никто не хотел работать.
Я не очень расстраивался, и вот почему. В те годы считалось, что для перековки уличных подростков достаточно чем-то их заинтересовать. Чтобы они забыли о своих уличных забавах. Может, это и верно, особенно теоретически. А на практике часто бывало с точностью до наоборот. Поднаторев в боксе или самбо, ребята шли сводить счеты с враждебной группировкой.
Обидно было только. Когда кто-то не выполнял обещание, получилось, что это я не сдержал слово.
Однажды моя оппозиция этим воспользовалась. Мы пошли в очередной поход. Снова – вино, визг девочек, хохот мальчиков, неуправляемый балдеж.
Ночью я не мог заставить пьяную «элиту» выполнить команду «отбой». Утром не мог добиться выполнения команды «подъем». Они, видите ли, не выспались. У меня сдали нервы. Я вырвал колышки, и палатка упала, накрыв нашу «элиту».
«Элита» выбралась из-под палатки и устроила мне скандал. Мол, она ни одного моего приказа больше не выполнит, и вообще меня не признает. У меня было ощущение, что меня провоцируют.
Я приказал всем:
– Снимаем лагерь, возвращаемся в город.
Никто даже не шевельнулся. Я сказал, что это приказ. Рядом со мной встали со своими рюкзаками только Слава Измайлов и Витя Севницкий. Большинство понуро молчало.
А «элита» заулюлюкала:
– Проваливайте!
Я предупредил:
– Вы давали присягу.
Кто-то из элиты рассмеялся мне в лицо:
– Мы уже шестой раз клялись.
Действительно, в то время с клятвами на верность партии и комсомолу был явный перебор.
Дикий момент.
Вернувшись в город, мы сидели в штаб-квартире втроем (Измайлов, Севницкий и я) и гадали, что же произошло. Ребята были уверены, что был заранее спланированный заговор. Но как можно было впутать в эту интригу большинство участников похода?
Я не сомневался, что виной всему мой диктаторский тон.
Оправдывало меня только то, что слишком долго терпел выходки «элиты». Больше месяца.
Что терпел-то? Можно конкретней?
Каждый день после уроков ребята переодевались, и мы ехали на завод. Там нас уже ждали водители самосвалов. Мы вручную грузили металлолом, а машины отвозили груз во Вторчермет. Работа была нелегкая, а главная опасная. Малейшее баловство, и кому-то в голову мог полететь кусок металла. Баловалась, конечно, «элита».
«Элита» быстро уставала, начинала работать кое-как или вообще не работала, а это расхолаживало остальных.
Почти все ребята понимали: это не пионерский сбор металлолома, когда не знаешь, куда пойдут заработанные деньги. Это работа на себя. Но «элита» не хотела работать даже на себя.
Надо было что-то предпринимать. Макаренко подсказывал: «Не может быть воспитания, если нет требования. Требование не должно быть половинчатым. Оно должно быть предельным, доведенным до возможного предела».
Однако классик делал оговорку: «Там, где я не был уверен, можно ли требовать чего-либо, я делал вид, что я ничего не вижу. Я ожидал случая, когда для меня становилось очевидным, что я прав. В таком случае я и предъявлял до конца диктаторские требования. Ребята понимали, что я прав, и легко мне уступали».
Я сделал все по Макаренко. Дождался, когда всем, казалось бы, стало ясно, что дальше терпеть нельзя, и только тогда перешел на приказной тон. А вышел полный провал.
Уходя, я четко обозначил выбор: «Все, кто за “Гринабель”, должны вернутся в город». Я специально так поставил вопрос. Ребята должны были вернуться не ради меня, а ради организации. Они должны были повести себя в соответствии с принятой присягой, подчиниться приказу. Ответом было гробовое молчание.
Мы сидели втроем в штаб-квартире и нервно посматривали на часы.
– Неужели «Гринабель» нужен только нам троим? – спрашивал я.
– Нет, – решительно отвечали Измайлов и Севницкий.
– Значит, я был не прав?
– Нет, ты был прав.
– Тогда почему это произошло?
Ребята уходили от прямого ответа:
– Все рассосется. Все будет хорошо.
Но проходил час за часом – никто не появлялся.
– Они вернутся, но позже, – успокаивали меня Измайлов и Севницкий.
– Почему позже?
– Им трудно вернуться сразу. Им нужно разобраться в себе.
(«Завтра же к чертовой матери уволюсь», – подумал я.)
В это время в подъезде послышался какой-то шум, дверь распахнулась, и в штаб-квартиру ввалились ребята, почти все, не было только «элиты».
– Мы за «Гринабель», – сказал кто-то из них.
Хорошо, что все так кончилось. Но как ты объясняешь, чем был вызван этот бунт?
Следствия я не устраивал. Ни тогда, ни после мы не возвращались к этому случаю, будто его вообще не было. Могу только строить догадки.
Труд сам по себе хороший катализатор. Быстро проявляется характер, кто есть кто на самом деле. Большинство собирало металлолом, а «элита» постоянно сачковала. Кому это понравится? Из ребят, которые работали особенно хорошо, быстро формировался новый актив, и это уже не нравилось «элите». Тот же Суворов понимал, что при следующем анкетировании ребята напишут, что он только называется вице-президентом. А его места больше заслуживает Слава Измайлов с внешностью пай-мальчика и характером бойца.
Тут что-то не вяжется. Ведь во время бунта большинство как раз поддержало «элиту».
У Макаренко есть интересное определение, что такое коллектив. Передаю своими словами. Это социально живой организм, в котором большое значение имеет соотношение частей и их взаимозависимость. Ребята знали друг друга с детской песочницы, а меня – всего месяц. Они были как семья, в которой может быть не без урода, но они – свои, их не положено предавать ради какого-то чужака. (Это и есть то, что Макаренко называл взаимозависимостью.) Да, я был для них пока что чужой. Они общались друг с другом в мое отсутствие гораздо больше, чем при мне. Число тех (соотношение частей!), кто осуждал «элиту» за ее поведение, постоянно менялось, в зависимости от их настроения и того, как вела себя сама «элита» по отношению к тем или иным ребятам.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: