Журнал Наука и жизнь, 2000 № 05

К. ЛЕВЫКИН, профессор МГУ.

Моя судьба в годы Великой Отечественной войны сложилась так, что победный май 1945 года я встретил в Москве. Службу свою добровольцем начал в суровые месяцы Московского сражения в истребительном мотострелковом полку. Боевые группы этого полка выполняли специальные задания штаба Западного фронта в ближнем и дальнем Подмосковье в тылу фашистских войск. А летом 1942 года наш реорганизованный истребительный полк, получивший наименование 308-го стрелкового полка, в спешном порядке был передислоцирован на Северо-Кавказский фронт в состав специальной Грозненской дивизии для обороны предгорий и кавказских перевалов. Полк принимал участие в боевых действиях фронта вплоть до прорыва Голубой линии фашистской обороны на Кубани и освобождения Новороссийска. Командовал нашей дивизией тогда генерал-майор Иван Иванович Пияшев, отличившийся осенью 1941 года в боях под Орлом и при обороне Тулы.

После ликвидации немецкой группировки на Кубани наш генерал был назначен командиром Отдельной мотострелковой дивизии особого назначения имени Ф. Э. Дзержинского (ОМСДОН). По его инициативе эта дивизия была пополнена фронтовиками из полков, которыми генерал командовал на Кубани. В составе восьмисот человек этого боевого пополнения оказался и я, став дзержинцем, сержантом роты автоматчиков Второго мотострелкового полка. Боевые действия этой дивизии в годы войны носили специальный характер. Местом постоянной дислокации частей была Москва. В составе войск Московского гарнизона полки нашей дивизии приняли участие в Параде Победы 24 июня 1945 года.

В середине мая в Москву стали прибывать сводные полки фронтов, флотов и флотилий. Парадные расчеты расположились по всей Москве и в ее пригородах, в зимних казармах войск Московского гарнизона, которые к тому времени были выведены в места летних лагерей.

Почти полтора месяца во всех районах столицы звучали российские военные марши, рассыпалась дробь барабанов: шли репетиции. Сколачивались парадные батальоны из отважных и доблестных, но непривычных к триумфальному шагу и строгому равнению фронтовых солдат и офицеров, ставших Героями Победы. Не отоспавшиеся еще от войны герои с трудом осваивали совсем незнакомый им вид военного искусства. Музыкально-танцевальные занятия фронтовиков (так они их называли) продолжались с утра и до обеда. А после обеда и до самого вечера героям предоставлялись увольнительные отпуска, и они свободно, на зависть нам, гуляли по городу. Москва тогда буквально сияла блеском орденов и медалей, всюду слышался их серебряный звон. Всю любовь и восхищение москвичи и особенно москвички отдавали долгожданным фронтовикам. Они тогда отбили всех невест у московских гарнизонных ухажеров. Но строевая наука давалась им с трудом. Мы, дзержинцы, уступая фронтовикам в количестве боевых наград, имели тогда перед ними преимущество в строевой выправке, были более дисциплинированы. Кроме того, мы умели соразмерять свой шаг с музыкальным ритмом марша, рассчитанным на 120 шагов в минуту, и, что самое главное, улавливать под любую ногу бой больших барабанов оркестра. Этот опыт мы успели приобрести, готовясь к параду, состоявшемуся в Москве за несколько дней до Победы — Первого мая 1945 года.

Особого искусства в руководстве подготовкой к параду достиг наш командир дивизии генерал-майор И. И. Пияшев.

Генерал сразу же после парада Первого мая приказал полкам продолжать строевые занятия. Видимо, ему уже было известно о проведении Парада Победы, назначенного на второй день годовщины начала Великой Отечественной войны.

Каждый день парадные батальоны съезжались к месту расположения штаба дивизии в Лефортово, и здесь на знаменитом плацу в восемь часов утра генерал сам выходил на трибуну с микрофоном и перед выстроившимся полным парадным расчетом подавал одну и ту же команду, начинавшуюся со слов: «К торжественному маршу…» С этими словами он брал руку «под козырек», затем медленно опускал ее и в такт барабану дирижировал проходящими шеренгами. Из громкоговорителей на всю округу раздавались короткие, крикливые, на высокой ноте команды и реплики с яркими, понятными русскими фольклорными добавками.

Как и Первого мая, я со своими однополчанами старательно вышагивал в той же второй шеренге, но на этот раз правофланговым направляющим. Теперь предо мной стояла ответственная задача — удерживать строй шеренги в габаритах батальонной коробки. Дело в том, что при прохождении мимо трибуны, после сигнальной команды «И — раз», солдаты резко поворачивали головы направо. И в этот момент вся шеренга, влекомая центростремительной силой, наваливалась на правый фланг и, не удержи ее правофланговый, — все девятнадцать солдат, шагающих слева от него, могли вытолкнуть направляющего за отведенные строю границы. Такие случаи бывали, и не только на тренировках, но и на парадах. Правофланговый, запоздав с удержанием равновесия, вынужден был накреняться влево, сдерживая нарастающее давление шеренги. Иногда такое случалось сразу в нескольких шеренгах, и тогда батальон утрачивал красоту строя. Не просто быть правофланговым направляющим. Комбаты подбирали на это место наиболее опытных и физически натренированных солдат. Пришлось и мне стать правофланговым. Я со своей задачей 24 июня 1945 года на Параде Победы справился.

Генерал, чтобы добиться красивого, торжественного прохождения с ритмом 120 шагов в минуту, приказал расчертить тренировочную полосу перед трибуной линиями на ширину шага. Я тогда пошутил вслух: «Наш генерал теперь будет нас учить ходить по нотам». Но этим генеральская находчивость не ограничилась. Он приказал по крайней полосе прохождения натянуть веревку на высоту шага и внимательно контролировал проходящие шеренги, чтобы шаг был не длиннее и не короче ширины расчерченных полос, не ниже, но и не выше натянутой веревки. Свою рационализаторскую лепту тогда внес и я, предложив нашему комбату перед началом тренировки проводить разминку подобно тому, как это делают перед стартом спортсмены. Комбат принял мое шутливое предложение всерьез и приказал мне составить комплекс упражнений. А от моих товарищей мне досталось за это: комбат приказал разминаться во время перекура.

Вернулись из разведки. К. Левыкин— слева. 1944 год.

По мере приближения дня парада генерал стал больше внимания уделять внешнему виду солдат и офицеров. Нам тогда выдали новые двубортные суконные мундиры, настоящие яловые сапоги на настоящей кожаной подметке и широкие кожаные поясные ремни. Мы долго подгоняли под себя мундиры с двумя рядами латунных пуговиц, изобретали составы для их чистки, чтобы они лучше блестели. В ротах и батальонах развернулось соревнование за доведение до особого блеска яловых сапог. А генерал устраивал нам смотры и лично давал указания вещевой службе, если требовалась какая-нибудь замена. Однажды он заметил, что сапоги на ногах солдат одного из батальонов необычно блестели. Комбат был вызван на трибуну для раскрытия сего секрета. Стало известно, что старшина такой-то нашел где-то какой-то лак и сначала покрыл им свои сапоги, а потом приказал сделать то же своей роте. Скоро весь батальон засверкал зеркальным блеском необыкновенного черного лака. Генерал приказал комбату поощрить старшину от его имени и распорядился, чтобы все парадные сапоги — тысяча четыреста пар — были покрыты чудо-лаком. А он оказался совсем не для обуви. Что из этого вышло, мы узнали только после парада: сапоги вскоре покрылись трещинами, а затем распались на отдельные фрагменты.