Журнал Наука и жизнь, 2000 № 02

Один из ведущих палеонтологов России, ученый с мировым именем, член-корреспондент РАНА . Ю. Розанов был гостем очередного «Чаепития в Академии», состоявшегося в конце прошлого года. Предлагаем вниманию читателей отчет об этом событии. Напоминаем, что такие встречи ученых с журналистами вот уже два года ежемесячно проходят в президиуме Российской академии наук под председательством писателя В. С. Губарева (см. №№ 1, 2, 1999 г. и № 1, 2000 г.).

Владимир ГУБАРЕВ.

Палеонтологический институт Российской академии наук (сокращенно — ПИН РАН) располагается на юго-западной окраине Москвы, в удивительно красивом месте — рядом с санаторием «Узкое» в здании из красного кирпича. Единственное в своем роде не только в столице, но и во всей России, оно поражает своей необычностью, напоминая средневековую крепость — такие же сторожевые башни и неприступные стены. Что же они охраняют?

Об этом и шел наш разговор с директором института, членом-корреспондентом РАН, профессором Алексеем Юрьевичем Розановым.

— Можете вы объяснить удивительное явление: нет в обществе интереса ни к ядерной энергии, ни к космическим полетам, но стоит произнести слово «динозавры», и сразу же на лицах появляется улыбка… Откуда такой интерес к прошлому, причем не ближнему, а весьма далекому?

— У нас на динозавров начали обращать внимание совсем недавно. Я имею в виду, конечно, не ученых, а широкую публику… Мода пришла к нам позже, чем во многие страны мира, но раньше, чем в Европу.

— Почему?

— Японию и Америку динозавры «завоевали» очень быстро. Японцев драконы разные окружают с детства. Ну, а американцы по натуре радуются всему, их рассмешить и увлечь очень легко… Так что интерес к динозаврам там вполне объясним. Европа же сыта разными культурными ценностями и диковинами. Вы только подумайте, сколько музеев в Европе! Причем очень хороших… В Париже, например, нужно потратить месяцы, чтобы просто пробежать по музеям…

— Тем не менее странно, что динозавры «пришли» к нам раньше, чем к парижанам?!

— Тут есть одна особенность: в смутное время интерес ко всему загадочному и необычному повышается. А мы живем в эпоху демонизма, шаманизма, паранауки. Для человека, не занимающегося палеонтологией, динозавры из той же области.

— Загадочно и интересно!

— Для меня динозавры особого интереса не представляют. С точки зрения того, чем я занимаюсь, они «молоденькие»… В палеонтологии очень много объектов не менее привлекательных. Славу динозаврам, конечно же, создал кинематограф. Хотя размеры скелетов динозавров, представленных в изобилии в нашем музее, тоже впечатляют… А мамонты, к примеру, меньше поражают детское воображение — дети видели слона в зоопарке.

— Может быть, у нас интерес к палеонтологии был бы еще больше, если бы о вас лучше знали?

— Музей находится у самой кольцевой дороги, на отшибе. И, честно говоря, мы не заинтересованы в рекламе. Более того, считаем, что она вредна.

— !?

— Когда о нас рассказали по телевидению, то интерес к музею возрос многократно. Люди выстраивались в огромные очереди. И возникли проблемы, которые мы предусмотреть не могли и о которых раньше не думали. Ведь музей — научное учреждение, а не зрелищное. У нас в то время даже не существовало охраны, не было буфетов.

Директор Палеонтологического института, член-корреспондент РАН Алексей Юрьевич Розановпоказывает, как выглядят «космические грибы».

Визитная карточка: А. Ю. Розанов — специалист по палеонтологии, палеографии и стратиграфии древних толщ, эволюции биосферы и бактериальной палеонтологии. Он автор около 250 научных публикаций, в том числе 21 монографии.

— Вы пытаетесь доказать, что науке популярность не нужна?

— Конечно, хотелось бы, чтобы наш музей пользовался популярностью, но чисто технически мы не сможем справиться с большим потоком посетителей, если вдруг станет «модным» к нам ходить… Впрочем, мы надеемся, что созданное РАН агентство «Наука» развернется и сделает несколько передвижных выставок, как-то обустроит территорию. Тогда, я уверен, к нам будет приходить очень много народа. Здесь, в Узком, можно хорошо отдохнуть, а заодно «прикоснуться» к палеонтологии. Мне кажется, интерес к нашей науке в России будет постепенно возрастать, и к этому следует быть готовым.

— Как ни странно, палеонтологией интересовались у нас всегда, не так ли?

— Но тех, кто занимался ею профессионально или даже полупрофессионально, было немного.

— Почему?

— В других странах, в тех же Японии или Китае, заходишь в храм или парк, и тебя сразу окружают разные чудища… Я считал, что это фантазии, однако, попав в Китай, понял: нет, реальность. Просто мы, европейцы, воспринимаем ее иначе. Точно так же, как музыку. Раньше меня китайская музыка только раздражала. Но совсем иначе начал я воспринимать ее, после того как мои знакомые, живущие в этой стране, подсказали, что весь строй китайской музыки отличается от нашей — он включает не только полутона, но и четверти тона. Я вдруг услышал совсем другую музыку! И сейчас получаю от нее удовольствие… Так что Восток живет несколько в другом измерении, и когда говорят: «Восток — дело тонкое», то это не только шутка, но и большая правда… Поэтому для людей Востока драконы и динозавры — мир близкий.

— Но все-таки искусство и к нам приблизило этот мир?

— Конечно, после книг и фильмов многое изменилось! Хотя представление о нашей науке до сих пор весьма приблизительное…

— Что вы имеете в виду? Кажется, о палеонтологии люди весьма наслышаны…

— Но о трудностях ее не догадываются… Я люблю приводить такой пример. Вы съедаете курицу. Косточки разбиваете и разбрасываете вокруг. А теперь представьте, что вашим очень далеким потомкам дается задача не только собрать все косточки, но и сложить их в определенном порядке и восстановить внешний вид курицы. Добавьте к этому, что многие косточки уже потеряны, иные принадлежат другим особям, а о существовании курицы они и не подозревают… Профессия палеонтолога стоит на двух «китах» — это фантастическое знание морфологии, то есть весьма точные данные, и фантастический полет воображения. Только одержимые люди способны работать в нашей области.

— В мире есть палеонтологические музеи…

— Их очень много!

— Какое место в этой цепочке занимает ваш музей?

— Один из трех крупнейших в мире: Смитсоновский — в Вашингтоне, Британский — в Лондоне и наш. Какой больше или меньше — судить очень трудно, так как невозможно учесть весь объем материалов, в том числе в хранилищах. Экспонаты ведь бывают и крошечными, и такими большими, как те же динозавры. Если сравнивать эти три музея по экспозициям, то, пожалуй, у нас крупнейшая… По фондам же Британский и Смитсоновский музеи больше. Но тем не менее и у нас счет экспонатов идет на миллионы… Я не преувеличиваю, поскольку мы принимали активное участие в составлении справочника по музеям, и именно такое место в нем отведено нашему…