Журнал Наука и жизнь, 2000 № 02

— Грабители вскрыли витрину и взяли черепа амфибий. Один из них через некоторое время оказался в Германии. Потом пропали два бивня. Причем на месте преступления была оставлена записка: «Бивни взяты в работу», а потому пропажу не сразу заметили. Потом были еще кражи… Мы обращались в милицию, возбуждались уголовные дела, но возможность раскрытия таких преступлений невелика… После первых же хищений мы приняли беспрецедентные меры охраны. Шутники говорят, что теперь институт охраняется так, будто за его стенами склады ядерных боеголовок…

В мастерской ПИНа рождается новый динозавр.

— Не исключено, что ваши экспонаты намного ценнее, так как несут в себе память эпох. Но как известно, очень тяжело раскрывать все кражи произведений искусства…

— У нас еще сложнее. Поиск похищенных произведений искусства имеет длинную историю, накоплен определенный опыт, исследованы рынки сбыта, известны покупатели. У нас же многое непонятно: к примеру, на таможне необычайно трудно определить, что вывозится ценный палеонтологический материал… Да и законодательная база у нас очень слабая, она позволяет делать все что угодно. Надо создавать законы и подзаконные акты, и я готов этим заниматься… Однако у Госдумы пока до этого руки не доходят… А ведь закон должен быть таким, чтобы люди не боялись заниматься палеонтологическим бизнесом и в то же время материалы, представляющие ценность для музеев и науки, оставались в стране.

— Сделать это очень нелегко.

— Конечно. Но совершенно необходимо.

— В таком случае поясните: что такое «палеонтологический бизнес»?

— Торговля палеонтологическими объектами. Во всем мире это нормальный бизнес. Я приведу такой пример. Есть у нас фосфоритный карьер под Москвой. Каждый ковш экскаватора вынимает из земли десятки тысяч мелких раковин. Их можно использовать для создания коллекций в школах, университетах или делать сувениры… В общем, весь материал можно условно разделить на три категории. Первая — объекты, представляющие исключительную научную ценность, которые недопустимо вывозить из страны.

— Те, что экспонируются в вашем музее?

— Безусловно… Вторая — объекты, которые можно вывозить… И, наконец, третья — спорные вещи… Бывают такие случаи, когда даже наши специалисты не могут сказать: нужен музею тот или иной материал, представляет он особую ценность или нет? Объекты подобного рода необходимо оставлять в стране, к примеру, на год. Если они не будут востребованы, то затем можно дать разрешение на их вывоз. Этого времени хватит на то, чтобы спокойно проанализировать такие материалы и определить их истинную ценность.

— Вы четко разделяете палеонтологов на две категории: исследователи и бизнесмены. Каково их соотношение сегодня?

— Один к ста.

— Один бизнесмен на сто ученых?

— Да.

— Спасибо. Вы немного меня успокоили…

Визитная карточка: А. Ю. Розанов ведет исследования древних фосфоритов и обнаруживает среди них разнообразные окаменевшие бактерии. Принципиально меняются представления о генезисе фосфоритов, обосновывается их биогенная, а не хемогенная природа.

Формируется новое научное направление «Бактериальная палеонтология». Результаты изучения ископаемых микробов ведут к пересмотру моделей седиментации (осадконакопления) палеогеографических реконструкций и, в конечном счете, генезиса (происхождения) многих осадочных полезных ископаемых.

— И несколько слов о самых последних ваших достижениях. Рассказывают, что вы теперь уже работаете за «пределами здравого смысла» — имеются в виду сенсационные открытия в космосе. Так ли это?

— Вместе с американцами нам удалось обнаружить в метеоритах ископаемые бактерии и ископаемые грибы. А поскольку метеориты «старше» Земли, то, следовательно, и жизнь имеет несколько иное происхождение, чем представляется…

— Все началось, по-моему, с «марсианских» метеоритов, найденных, кажется, в Антарктиде? Но потом было объявлено, что это блеф?

— В августе 1996 года серьезную научную работу о них опубликовали американцы, и отвергнуть ее просто так нельзя… У нас, кстати, была подготовлена аналогичная статья, но ее долго не печатали — подобные выводы считали чистой фантастикой. Тем не менее это реальность! Когда мы увидели бактерии в фосфоритах, то поразились тому, насколько хорошо они сохранились. Следовательно, «окаменели» бактерии так быстро, что сгнить не успели… В лаборатории академика Г. А. Заварзина тогда были проведены эксперименты, которые показали, что для фосфоризации требовалось всего несколько часов. Поэтому сейчас мы находим бактерии почти во всех объектах, только нужно уметь их видеть…

— И где же таится эта жизнь в космосе?

— Вероятно, на планетах, где есть лужи, болота, озера. Очевидно, такие планеты и псевдопланеты разрушались, а их осколки путешествовали по космическому пространству до тех пор, пока не попали на Землю. Есть ученые, которые считают, что Солнечная система регулярно пересекается со струйным потоком вещества во Вселенной. Возможно, в это время и происходит встреча с «живыми» метеоритами… Но это не моя область науки. Я подхожу к решению проблемы с точки зрения палеонтолога, и мне ясно, что такие ископаемые бактерии и грибы в метеоритах есть. Проведены уже сотни экспериментов, которые подтверждают это. Я сделал доклад на президиуме РАН, и он был встречен с очень большим интересом. Вместе с НАСА мы опубликовали ряд статей и фотографий. Я считаю, что наш институт (а вместе с ним и вся отечественная наука) вправе гордиться тем, что работает наравне с таким авторитетным космическим агентством… Президиум РАН принял решение образовать специальную межинститутскую лабораторию по палеонтологическому исследованию космического вещества.

— Есть и другие примеры?

— Конечно. Вот один из них. Нефтяникам пора понять, что палеонтологические исследования — самый дешевый способ определения возраста пород при поисковых работах.

Если они будут пользоваться нашими данными, то затраты снизятся на 20–30 процентов, а может быть, и больше.

— Они обращаются к вам?

— Австралийские, иранские нефтяники — да, но не наши. К сожалению, у нас нефтяные и газовые компании «отсекли» стратегическую часть отрасли — науку и поиск, а занимаются только выкачиванием нефти из уже разведанных месторождений. А ведь стратегия любой приличной компании заключается в том, чтобы думать о перспективе, хотя бы краткосрочной, на 10–15 лет. В свое время американцы считали, что один доллар, вложенный в науку, приносит семь долларов дохода. Это выгоднейшее вложение средств. Однако у нас нет культуры использования научных достижений. Поэтому слова: «Выделить деньги на фундаментальную науку!», кроме раздражения у сильных мира сего, ничего не вызывают. Для людей живущих только сегодняшним днем, фундаментальная наука — «красная тряпка».