Журнал Наука и жизнь, 2000 № 01

В начале 1928 года Ижорский завод под Ленинградом начал подготовку серийного производства малолитражки. На заводе «Спартак» выпуск НАМИ-1 встретил большие затруднения: целесообразно было делать не менее 10 тысяч машин в год, а заводу такая задача оказалась не по силам. И все-таки в 1928, 1929 и 1930 годах он выпускал соответственно 50, 156 и 160 малолитражек. Требовалось расширение производства, а этому мешала стесненность территории, расположенной в черте большого города.

Тогда инженеры завода предложили передать сборку автомобилей специализированному предприятию, которое получало бы шасси со «Спартака», а кузова — с другого завода. Этот проект обещал довести выпуск машин до 4,5 тысячи в год и снизить их себестоимость.

В 20—30-е годы легковые автомобили не продавали населению: машина считалась «пережитком капитализма» и неслыханной роскошью. Поэтому малолитражки, спроектированные для народа, поступали в гаражи учреждений, где оказывались вместе с фордами, шевроле, паккардами. У шоферов, привыкших ездить на американских «монстрах», новинка не вызвала энтузиазма. Им не нравилось запускать двигатель заводной ручкой, шум мотора с его вибрацией, передававшейся раме и кузову, раздражал. Садиться в автомобиль оказалось неудобно — руль располагался справа, а дверей было только две: передняя слева, задняя справа. Салон закрывался неказистым тентом. Приборы, даже спидометр, отсутствовали, регулировка и ремонт двигателя были сложны.

В 1929 году в газетах разразилась дискуссия на тему: «Имеет ли право на существование и развитие машина НАМИ?». В ней выступали главным образом водители и специалисты по эксплуатации из государственных гаражей. Их оценки сводились к требованию существенной доработки либо прекращения выпуска автомобиля. В защиту новой машины выступил один из ее создателей — А. А. Липгарт. Он показал, что все недостатки можно устранить, но для этого требовались время и средства.

Тем временем новая малолитражка обнаружила преимущества, предусмотренные разработчиками. В тесноте московских улиц, зачастую не имевших твердого покрытия, НАМИ-1 легко обгоняли неповоротливые автомобили с двигателями большого объема.

Они быстрее доставляли пассажира и легкий груз в сутолоке большого города, производя впечатление быстроходных экипажей. Начиная с четвертого образца, на автомобиль ставили новый кузов, который по дизайну походил на роскошные открытые машины с мощным двигателем. За эти достоинства, а также за ласкающий взгляд темно-синий цвет кузова НАМИ-1 прозвали «Синяя птица».

На снимке: первый отечественный легковой автомобиль НАМИ-1.

Машина имела следующие технические характеристики.

Тип кузова — фаэтон. Число мест — 4. Число дверей — 2. Длина — 3700 мм. Ширина — 1500 мм. Высота — 1650 мм. База — 2800 мм. Колея — 1100 мм. Дорожный просвет — 260 мм. Масса — 700 кг. Максимальная скорость — 75 км/ч. Двигатель — 4-тактный, 2-цилиндровый, с воздушным охлаждением и V-образным расположением цилиндров. Рабочий объем — 1160 куб. см. Диаметр цилиндров — 84 мм. Ход поршня — 105 мм. Степень сжатия — 4,5. Максимальная мощность — 22 л. с.

Коллектив завода «Спартак» около первого шасси НАМИ-1на Первомайской демонстрации 1927 года.

Пока в столице бушевала дискуссия, хорошие отзывы о новых автомобилях пришли из сельской местности. На бездорожье и в грязи большаков малолитражка не буксовала, неудобства салона, шум и вибрация двигателя не казались существенными. Деревенские водители заботились об автомобиле, как о собственной лошади, сохраняя его на ходу гораздо дольше, чем их городские коллеги.

К сожалению, ни добрые отзывы сельских водителей, ни мнение разработчиков приняты во внимание небыли. Выпуск малолитражек НАМИ-1 прекратился, едва начавшись. А в декабре 1932 года Горьковский автозавод начал серийное производство легковых машин ГАЗ-А, на долгие годы определивших пути развития отечественного автомобилестроения.

К настоящему времени сохранились два автомобиля НАМИ-1 и два шасси этих машин. Одна малолитражка и ее шасси представлены в экспозиции Политехнического музея, другой автомобиль НАМИ-1 хранится в музее нижегородского завода «Гидромаш», а второе шасси — в Техническом центре московской газеты «Авторевю».

О. КУРИХИН, зав. сектором «Памятники науки и техники» Политехнического музея.

ТЕПЛЫЙ СЛЕД

Михаэль Фольмер, преподаватель физики в одном из техникумов Бранденбурга (Германия), решил наглядно продемонстрировать своим ученикам, что при торможении энергия движения превращается в тепло. Для этой цели он прямо в лекционной аудитории разогнался на велосипеде и резко затормозил. На полу осталась видимая на экране тепловизора яркая полоса, градусов на десять теплее окружающих участков пола. Она продержалась две секунды и погасла. Студенты были в восторге, тем более, что из-за неисправности тепловизора профессору пришлось повторить заезд.

Посылаю вам несколько фотографий, сделанных моим отцом в городе Баку весной и летом 1999 года. Мой отец, Вадим Ибрагимович Гасанов, — строитель и по работе бывает на разных строительных объектах. Эти снимки сделаны во дворе лесопилки, расположенной на окраине Баку. В марте отец заказывал лесопилке какие-то работы, и тогда он увидел деревья, растущие на разрушенном доме. В следующий раз он приехал уже с фотоаппаратом и сделал снимок (голые деревья).

Летом я гостил у родителей, и отец специально возил меня смотреть это чудо природы. Деревья выросли на известняке. Этот строительный материал называется «камень-кубик». Летом деревья цветут, что тоже зафиксировал фотоаппарат.

Отец дал мне фотографии и просил отправить в журнал «Наука и жизнь», так как он уже лет 30 выписывает этот журнал.

Н. ГАСАНОВ, юрист (г. Москва).

Выпросил у меня сын шикарный кожаный мяч купить. И в тот же день пошел во двор поиграть. Через пять минут приходит с ревом: «Мама, я его на дерево забросил». Пошли во двор. На березе, на уровне третьего этажа, между тремя ветками — мяч.

Хорошо так сидит, прочно. Достать никакой возможности. Покидали в него камнями — безуспешно. Раскачать — нечего и думать: береза вполобхвата. Веток внизу нет. На этом дереве, на самом верху, гнездо воронье было.

Вернулись домой и стали время от времени на балкон выбегать, на мяч любоваться. И вот выхожу я в очередной раз и вижу такую картину: три вороны стали наш мяч клювами и лапами выковыривать. Видно, мяч воронам не понравился. Минуты не прошло, и сын увидел, как мяч на землю плюхнулся. А я крикнула: «Ну-ка, живо за мячом, и воронам спасибо скажи».