Журнал «Знание-сила» - Знание-сила, 1997 № 06(840)

Конкретно для жителей Припяти (средняя доза 0,13 зиверта) это означает 7—46 дополнительных наследственных аномалий на десять тысяч их детей, для строителей саркофага (средняя доза 0,35 зиверта) — 17—121 случай, для сотрудников ЧАЭС (средняя доза 0,47 зиверта) — 24—166 случаев наследственных аномалий из-за радиации.

Были также определены размеры генетического риска, которые используют общую дозу облучения всех пострадавших в чернобыльской аварии — 600 тысяч человек/зиверт. По этим расчетам, ожидаемый генетический риск в первом поколении составит 1200—8300 случаев для всех пострадавших стран (в том числе 480—3300 случаев для государств, входивших в состав СССР).

Результаты прогнозов могут оказаться и весьма условными. Надо помнить, что эти расчеты учитывали только некоторые серьезные наследственные нарушения, которые составляют лишь 2,5 процента от всей выявленной в настоящее время наследственной патологии человека.

Но и эти цифры означают, что в первом поколении — двадцать лет спустя после чернобыльской аварии — каждые три дня в Белоруссии, России и на Украине должен рождаться ребенок, больной потому, что его отец или мать были облучены.

Если дети облученных родителей — больные или здоровые — будут жить на загрязненных территориях и в течение своей жизни получать дополнительный к естественному уровень облучения, то у их детей будет еще больше риск наследственных заболеваний. Но даже если всех людей волшебным образом перенести в чистые, не зараженные районы, то количество мутаций, вызванных облучением, будет уменьшаться постепенно, и еще десятки поколений (а это около сотни лет) будут иметь повышенную наследственную заболеваемость из-за чернобыльской аварии, о которой многие к тому времени позабудут.

Возможность таких прогнозов заставляет ученых обратить внимание на все стороны проблемы. Например, некоторые радиоактивные элементы имеют химическое сродство с определенными веществами в организме человека и могут замещать их. Так, радиоактивный стронций, являясь химическим аналогом кальция, накапливается в костях. Это еще одна опасность — появляется внутреннее излучение, которое более разрушительно, чем внешнее.

Все больше ученых понимают важность исследования так называемых малых доз радиации, которые прежде считались даже полезными, когда прописывали, например, радоновые ванны в качестве общеукрепляющего средства. Эти малые дозы мы получаем при медицинском рентгенологическом обследовании и во время полета на самолетах, от ношения часов со светящимися циферблатами и из стен домов. Их диапазон достигает значения в 0,2 зиверта, уровня, который был получен многими сотнями тысяч людей при чернобыльской аварии. Наследственные нарушения, вызванные малыми дозами радиации, не подчиняются линейной зависимости «доза — эффект-». Еще в 1973 году канадец А. Петкау выдвигался на Нобелевскую премию за исследования, показавшие, что облучение при низкой мощности дозы может вызывать такой же разрушительный эффект в мембранах живой клетки, какой возникает при интенсивном облучении дозой, в десятки и сотни раз более высокой.

После аварии на Чернобыльской АЭС начался всплеск исследований по радиационной генетике, в которых ученые все точнее пытаются понять, что же происходит при воздействии на живой организм малых доз радиации. А пока в России за пределами научных лабораторий никто этого не знает, западные страны все увереннее отказываются от использования радиации в быту и в медицине, все сильнее ужесточают требования безопасности для АЭС.

Статья подготовлена с использованием докладов НКДАР, Научного комитета ООН по действию атомной радиации и работ Владимира Шевченко, заведующего лабораторией экологической генетики Института общей генетики РАН.

Для возрождения веры общества в науку, для возрождения самой науки необходимо открыть что-то такое, чего не найдешь с ироничной ухмылкой.

Рубеж веков, по убеждению автора статьи, не только символичен, но и наполнен предощущением грядущих перемену в том числе и в науке. И действительно, события развиваются так, что чуть ли не опережают самые смелые предположения. Сегодня очередную тему «предчувствий» сопроводят эпиграфы из эссе Ганса Христиана Андерсена «Муза нового века», неожиданным образом переплетшие поэзию с наукой в возникшей перекличке времен.

Александр Корн

Когда же впервые проявит себя Муза нового века, которую узрят наши правнуки, а может быть, и еще более поздние поколения? Какова будет она? О чем споет?..

На какую высоту поднимет свои век?

Он окружает нас повсюду и остается невидимым. Он неощутим и незаметен, но энергии у него достаточно, чтобы породить новую Вселенную. Он — ничто, пустота, которая может стать источником всего. Он — вакуум.

Многие современные физики считают, что вакуум станет в центре науки двадцать первого века. «Сегодня мы знаем, что вакуум содержит целый спектр удивительных эффектов в огромном диапазоне масштабов — от микроскопических до космических»,— это слова профессора Миллони из Лос-Аламосской лаборатории в Нью-Мексико. И хотя мы уже знакомились в журнале с некоторыми чертами этого необычного физического объекта, в преддверии нового века стоит поближе узнать о том, чему эксперты прочат блестящее будущее.

Она изучила всю философскую премудрость, сломала себе в поисках «первопричины» мира один из молочных зубов, но получила взамен новый, вкусила плода познания еще в колыбели и стала так умна, что бессмертие кажется ей гениальнейшей мыслью человечества.

Без преувеличения, тысячелетиями вакуум оставался темой для глубокомысленных споров философов. К ней подступали великие умы — от Аристотеля до Эйнштейна. В семнадцатом веке, например, Рене Декарт с помощью длинной цепи умозаключений пришел к выводу, что вакуума не может быть: если «ничто» разделяет две частицы, значит их ничто и не отделяет друг от друга — такова была его логика.

Однако вакуум существовал, но лишь в начале нашего столетия квантовая теория наполнила его смыслом и содержанием. Впервые в работах Макса Планка в 1911 году стало ясно, что даже если охладить тело до абсолютного нуля температур, то и тогда у него будет оставаться энергия. К подобному выводу пришел и Альберт Эйнштейн. Но откуда же она может браться?..

Физики начали поиски, и в 1925 году Роберт Милликен первым натолкнулся на ее проявления в спектрах излучения моноксида бора. Частота излучения электрона при переходе с орбиты на орбиту отличалась от расчетной, как будто при своем движении по орбите вокруг ядра он наталкивался на «нечто».