Журнал «Знание-сила» - Знание-сила, 1997 № 06(840)

Если исходить из того, что в экономической статистике можно найти подтверждение чему угодно — похоже, так оно и есть,— то в конце концов проблема сводится к одному: верить отвечающим гражданам или не верить?

Известны ограничения: прожиточным минимумом, как прекрасно знают социологи, россияне называют не сумму, необходимую и достаточную для физического выживания, а средства, способные обеспечить привычный и принятый в данном кругу образ жизни. То есть прожиточный минимум — понятие сугубо социальное, а никак не медико-физиологическое. Кроме того, по привычке и из имеющих свои резоны опасений люди говорят только о размере своей зарплаты или пенсии, не упоминая о других доходах, которые часто (особенно когда зарплату вообще не платят) составляют львиную долю семейного бюджета; кто-то из зала все тем же тоном небрежного упоминания об общеизвестном сказал о пятидесяти миллиардах долларов «теневой зарплаты».

Так что, не верить? Как говорит Татьяна Ивановна Заславская, неудобно получается: люди тебе говорят, что им плохо живется, а ты в ответ: неправда, я-то знаю, на самом деле вам хорошо...

А может, прав Алексей Георгиевич Леанмсон, и социологов вообще не слишком должен волновать средний размер доходов населения за последние годы — растет он или падает, это спор людей с властями. Социологу интересно другое: дифференциация, причем не просто на бедных и богатых, а на множество групп с разным образом жизни, разными привычками и потребностями, для которых в современных условиях расширяется — или сужается — выбор образцов и стандартов поведения. Если в магазинах резко расширился ассортимент галстуков и пиджаков, для одних это — расширение выбора, для других — сужение возможностей.

Сам факт устойчивого сохранения числа недовольных абсолютно всем в последние годы Юрин Александрович Левада склонен рассматривать как своеобразные комплексы общественного сознания, достойные самого пристального изучения.

А Вадим Викторович Волков уверен, что изучать социологам и культурологам надо не столько мнения, сколько поступки — одно далеко не всегда совпадает с другим. Его родители, например, в опросе, наверное, присоединились бы к тем, кто считает, что наше правительство предает интересы отечественных производителей, однако за последний год они купили шведский холодильник, французский утюг и ни одной веши длительного пользования отечественного производства. Именно повседневные практики поведения в конце концов создают лицо эпохи, общества, экономики. Советскую цивилизацию Вадим Викторович склонен рассматривать и изучать как совокупность таких повседневных практик, и происходящие перемены прослеживать тоже на них: вот одна из маргинальных прежде линий поведения становится общеупотребительной; вот меняется акцент...

Хорошо, что на этот раз почти не нашлось желающих снова объяснить мне, что мы — нация рабов, сверху донизу все рабы. Что такова наша природа, наша культура, наша история и ничего тут не поделаешь. Но. как ни грустно, то «особенное», характерное только для России в настоящий момент ее жизни, о чем мне рассказали на симпозиуме, тоже не сахар. Борьба одних за сохранение власти, других — за выживание. Долгое и трудное расставание с привычной картиной мира.

Правда, это уже не качества, данные нам от природы и не подлежащие изменениям на столетия вперед. Значит, есть надежда.

Леонид Абрамович Гордон считает, что эта надежда может быть связана только с освоением универсальных ценностей, норм и способов поведения, присущих всей европейской цивилизации. И замечает, что наш путь к ним может отличаться от пути, пройденного народами стран Европы. У них на это ушел добрый кусок истории; наш путь мог бы оказаться короче.

Распад традиционных представлений и постепенное укоренение ценностей универсальных, замечает Гордон, процесс не только трудный, но и опасный: разрушение идеологической целостности освобождает почву для чего угодно, в том числе и для идеологии нового тоталитаризма фашистского толка.

Этому противостоят идеи социально- экономических прав трудящихся. Все опросы показывают, что ценность именно этих прав прочно укоренена в нашем общественном сознании. За необходимость, иеотменимость политических прав граждан высказываются от 25 до 50 процентов опрошенных, а право работника на серьезное обоснование при увольнении и прочие социально-экономические права трудящихся признают первостепенно важными 80—90 процентов.

Эти права органически включены в общее представление россиян о праве вообще — не только о справедливости, но и именно о праве. Люди на Западе сначала усвоили ценность и неотменность закона, к осознанию социально- экономических прав они пришли много позже. Похоже, мы можем начать с обратного.

Отвечая на вопрос из зала, как шахтеры относятся к частной собственности на средства производства, Гордон сказал: приветствуют. Наименее политически активные и грамотные говорят: пусть придет хозяин, у него душа будет болеть за дело, а за ним и мы лучше жить будем, без всякого профсоюза. Более активные говорят: пусть будет хозяин, он будет заинтересован в производстве, а мы в профсоюзах будем отстаивать свои интересы. А есть и такие, кто говорит: пусть будут независимые профсоюзы — они создадут новых хозяев, а потом будут, с ними бороться. •

Юрий Дуброва,

доктор биологических наук, старший научный сотрудник Института общей генетики имени Н. И Вавилова РАН, Москва, Россия; научный сотрудник кафедры генетики университета г. Лестер, Великобритания.

Первое и до настоящего времени единственное широкомасштабное изучение того, какие генетические последствия вызывает воздействие радиации на человека, было проведено американскими и японскими исследователями в Хиросиме и Нагасаки. Эти работы начались в 1946 году, практически сразу после капитуляции Японии. Взрывы атомных бомб в Хиросиме и Нагасаки привели к одномоментной гибели десятков тысяч людей и массовому облучению выживших. В то время эффекты радиации были практически неизвестны, поэтому американское правительство приняло решение провести всестороннее изучение последствий взрывов для населения двух городов. Тогда, волею случая, в американской армии служил лейтенант медицинской службы Джеймс Нил, который до войны активно занимался генетическими исследованиями на дрозофиле. Ему было поручено научное руководство этими работами, и они сразу же приобрели ярко выраженную генетическую направленность.