Журнал «Знание-сила» - Знание-сила 1998 № 06(852)

В очень хорошей книге одного из самых, на мой взгляд, интересных людей нашего столетия, нобелевского лауреата Ричарда Фейнмана, есть прекрасный рассказ о религии «самолетопоклонников». Во время второй мировой войны американские самолеты на пути в Европу останавливались для дозаправки на одном из островов в Тихом океане. Авиация — это красиво, и весь процесс вывоза из ангара самолета, запуска моторов, взлета и посадки произвел неизгладимое впечатление на туземцев.

Война кончилась, и самолеты перестали садиться на этот остров. Тогда туземцы с высочайшей тщательностью и точностью воссоздали их из веток и веточек и стали повторять все самолетные ритуалы. Все было скопировано безупречно, за исключением одного: самолеты не летали.

Фейнман вспоминал религию «самолетопоклонников» по поводу положения физической науки в Бразилии, куда он попал на полгода читать лекции. А я читал и думал, что великий физик гениально угадал положение дел в советской науке. Все вроде было: отчеты, премии, планы работ, публикации, только... самолеты не летали. Конечно, были и результаты, и достижения, но в большинстве НИИ «самолеты были из веточек». Точность формулировки произвела на меня большое впечатление, и я стал рассматривать окружающую действительность с этой точки зрения. Взор мой наталкивался на «самолетопоклонников» везде и всюду.

Но потом пришли перестройка, реформы, демократия, и в голове, занятой поисками способов добывания денег, просто не осталось места для созерцания окружающего мира. Лишь к середине прошлого года удалось вздохнуть и начать более-менее адекватно воспринимать происходящее. С этим моментом совпало еще несколько знаменательных событий. Моя жена после десятилетнего перерыва в работе, вызванного рождением и воспитанием троих детей, вернулась к активной деятельности: она стала трудиться в Московском государственном университете и потихоньку подрабатывать занятиями со школьниками. Человек искренний и впечатлительный, она выплескивала на меня потоки эмоций от столкновений с новой действительностью. Были они разными, чаще отрицательными, но всегда интересными. Главным было удивление от того, что современные школьники разучились думать.

Оговорюсь, чтобы отмести возможные обвинения и возражения: я не претендую на конечную истину и глубину анализа. «Обозревания» мои основаны на десятке-другом фактов, и вполне возможно, что они однобоки и тенденциозны, но почему-то одно с одним согласуется и укладывается в некую общую схему. Поэтому продолжу, сознавая собственную субъективность.

Так вот, некоторые десятиклассники на вопрос о решении квадратного уравнения достаточно уверенно отвечали: «Там надо детерминант посчитать», — и замолкали. При этом они не понимали, что такое детерминант, как его надо считать и как решать уравнение. Другие, бойко расписывая тригонометрические формулы, не могли сложить две дроби. Типичные «самолетопоклонники», — подумал я. Наши беседы с женой о том, что абсолютно потерян смысл школьных занятий, совпали с выступлением в ночной программе «Времечко» некоего философа и культуролога. Более всего впечатлили меня его слова о том, что он занимается поиском смысла и смыслов, считает это самым актуальным занятием, а утрату смысла — трагедией не только нашей страны, но и всего мира.

Вот она, формулировка, над которой я кружусь со своими заметками два года: в поисках утраченных смыслов. Действительно, в головах большинства думающих людей бродят одинаковые мысли, талант же состоит в умении их сформулировать. Талант попадет в цель, в которую никто не может попасть...

Это началось не вчера: изгонять естественные смыслы из жизни стали еще большевики. Они пытались заменить их собственными, новыми.

Иногда это получалось лучше, иногда хуже. После перестройки обрушились искусственные коммунистические смыслы и образовалась бездна зияющих бессмысленных дыр в нашем существовании. Они должны заполниться новым естественным смыслом, не могут не заполниться, но пока...

Современная школа не наполнена смыслом того, что знать — это хорошо. Пенится не количество и качество прочитанных книг, а уровень, до которого ты можешь дойти в очередной компьютерной игре. Кстати, сами компьютерные игры — торжество абсурда. Большинство из них ничему не учит, это просто увлекательное уничтожение времени. Примерно так же, как и жевательная резинка — символ нашей эпохи: не ела, а бессмысленный процесс жевания. Совершенно так же абсурдны и бесконечные серии мультипликационных сериалов, где от просмотра не остается ни малейшего следа. Завораживающая простота бессмысленного созерцания притягивает детей, их трудно оторвать от этого процесса. Ты как будто активно участвуешь в чем-то, но — «самолеты не летают».

Особенно трудно сохранять смысл в обстановке всеобщей бессмыслицы. Мы в своей семье заставляем детей читать книги, но теперь начитанность и правильная речь служат чаще поводом для насмешки, и, не встречая поддержки, «пение потихоньку умирает. Приходится поддерживать его невероятным напряжением сил. Пользуясь непререкаемым авторитетом у детей, супруга заставляет их учить наизусть «Евгения Онегина», «Мцыри» и «Демона», но им негде похвастаться своими знаниями. Русский язык отражает эту утрату смысла появлением слова «тусоваться». «Тусовка» — это ведь буквально «бессмысленное времяпровождение». И надо уметь тусоваться, есть уже все виды тусовок — от политической до научной.

Немалая часть современного искусства основана на отсутствии смысла. Может, я ошибаюсь и не понимаю чего-то — здесь я совсем не эксперт, но песня, без сомнения, движется от смысла к бессмыслице. Еще лет десять назад он был в наличии, да и теперь порой встречается. Не спорю, и бессмыслица может быть занимательной и забавной, но не в качестве фундаментального принципа. Анекдоты теперь чаше всего состоят из сочетания слов, а не мыслей. Придуман даже термин «стеб» — эффектное, но лишенное внутреннего смысла словотворчество. Я уж не говорю о правительственных выступлениях, где о смысле и речи нет, но самое главное, что от них никто уже и не ждет смысла.

Однако вернемся к научной работе, от которой я сбежал после двадцати с лишним лет более или менее активного участия. Зарплата старшего научного сотрудника, владеющего двумя иностранными языками, равна 500—700 рублям — полная утрата смысла. За такое вознаграждение невозможно работать, особенно с тремя малолетними наследниками. В общем, можно исписать такими примерами весь журнал, но главная моя мысль, думаю, ясна и прозрачна. Не сомневаюсь, что она не раз приходила и вам.