Журнал «Знание-сила» - Знание - сила, 1998 № 05(851)

Еще один довод в пользу Лебедева — фактическое присуждение Нобелевской премии по физике 1912 года: ее получил инженер за изобретение ацетиленовой горелки с автоматическим регулятором для освещения маяков. В историю физики это изобретение не вошло.

Почему же не Лебедев? Нобелевские премии не присуждаются посмертно. В марте 1912 года сорокашестилетний Петр Лебедев умер.

Обстоятельства, которые предшествовали этой смерти и стали одной из ее причин, сделали Лебедева участником социальной истории России, а не только истории науки. Сам Лебедев к этому вовсе не стремился. Ему вовсе не было тесно в мировой физике. К началу двадцатого века физики уже вполне осознавали свою принадлежность к главнейшему, быть может, в истории человечества — научному Интернационалу. Работая в Москве, Лебедев своими исследованиями, перепиской, личными контактами активно участвовал в жизни этого международного сообщества и вместе с ним — в духе своего времени — надеялся, что наука способна улучшить жизнь людей. Никаких более определенных социальных интересов у него не было. Однако российские обстоятельства не позволили ему быть просто ученым.

• Физический институт Страсбургского университета, где П. Н. Лебедев продолжал свое образование и где в 1891 году ему был присуждена степень доктора философии

• П. Н. Лебедев среди профессоров и практикантов Страсбургского университета

Вот как он сам рассказал об этих обстоятельствах в письмах западным коллегам:

«В январе сего (1911. — Г.Г.) гола возникли студенческие беспорядки, и полицейское управление по собственной инициативе взяло на себя поддержание порядка в помещениях университета, не подчиняясь ректору. При этих условиях ректор не имел возможности нести принадлежащую ему по закону ответственность за нормальное течение академической жизни в университете, и ректор <...> и его два помощника <...> подали Совету университета прошения об отставке от занимаемых должностей. Совет согласился как с причинами этих прошений, так и с отставками. Министерство приняло отставки этих лиц как должностных лиц университета, но, кроме того, не указывая причины, уволило их из университета как профессоров и преподавателей. Тогда многие из коллег изгнанных профессоров сочли своим нравственным долгом также подать в отставку...

...Мы стояли перед альтернативой: или трусливо отмежеваться от ректора и его помощников, нами избранных и действовавших по нашему полномочию, или выразить свой протест выходом в отставку...

...Я был вынужден оставить свою профессуру в Москве, закрыть свою лабораторию, где сейчас шли полным ходом самостоятельные исследования, и остался теперь вместе с моей семьей без положения и без надежды довести задуманные работы до конца».

Что все это означаю для него, физика с чувством нравственного долга, рассказал в статье «Смерть Лебедева» знаменитый русский биолог К.А.Тимирязев, взяв эпиграфом лермонтовское «Погиб поэт — невольник чести»:

«Лебедев умер— Мог ли я, годившийся ему в отцы, подумать, что дрожащей, старческой рукой буду когда-нибудь выводить эти слова?

...Был момент, когда я выступал его единственным защитником, — момент, когда он готов был бросить Московский университет и бежать в Европу. Не раз повторял я с гордостью, что сохранил его России, а теперь повторяю с ужасом: не лучше ли было сохранить его для науки?...

В громадном институте, на устройство которого было потрачено немало его сил, для него нашлась жалкая квартира, рабочая комната — в другом этаже, выше, да темный подвал для работ его учеников, и это — при обозначавшейся уже болезни сердца. Молодые силы все преодолели, могучий дух был еще сильнее тела. Закипела работа, а с нею пришла и слава — сначала, конечно, на чужой стороне, а затем и у себя. Последний съезд в Москве был торжеством Лебедева. Впереди, казалось, открылась длинная вереница лет кипучей деятельности на пользу и славу родной страны; но те, кто распоряжаются ее судьбами, решили иначе.

Волна столыпинского «успокоения» докатилась до Московского университета и унесла Лебедева на вечный покой.

Это — не фраза, а голый факт. Хочу ли я этим сказать, что это была одна из тех горячих голов, которых факты окружающей политической жизни подхватывают, отрывают от обычного излюбленного дела? Ни мало. Между людьми его возраста я, может быть, не встречал другого, с таким леденящим. скептическим недоверием относившегося к способности русского человека «славянской расы», как он часто говорил, не только к политической, а просто к какой бы то ни было общественной деятельности. Как будто он предчувствовал, что сама жизнь готовила ему убедительное, но для него роковое, тому доказательство. И этот-то, не веривший в политику, уравновешенный, всецело преданный своему делу — науке, человек пал жертвой тех, кто лицемерно выставляют себя защитниками науки от вторжения в нее политики.

Да и дилемма, которую ему приходилось разрешать, была поставлена не политическая, а простая человеческая. Ему говорили: будь лакеем, беспрекословно исполняй, что тебе приказывают, забудь, что у тебя есть человеческое достоинство, что у тебя есть честь, или уходи. Он ушел, — ушел, вполне сознавая, что значит для него этот уход. Он сознавал, что он не из тех, которые эффектно удаляются по парадной лестнице, зная, что вернуться можно втихомолку и по черной. Не был он из тех, кто при таких условиях уходят с барышом в практическую жизнь; для него жизнь без науки не имела raison d’etre».

• Портрет П. Н. Лебедева 90-х годов

Практическая жизнь, однако, пришла на помощь науке. В России появились люди, которые желали своим барышом служить науке и просвещению. К моменту, когда Московский университет поразила катастрофа 1911 года, в Москве уже несколько лет действовали созданные на частные средства Университет Шанявского и Леденцовское общество (с 1906 и 1909 года). Их полные названия — Московский городской народный университет и Общество содействия успехам опытных наук и их практических применений. А для своих основателей это были «Вольный университет» и «Общество друзей человечества», что означало общенародное назначение, доступность, свободу от императорской бюрократии, общественное самоуправление.