Журнал «Знание-сила» - Знание-сила 1997 № 09 (843)

Конечно, цели у создателей «интермедий» были самые благие. Пытаясь представить «Повесть о Кольце» в качестве научной фантастики — в обрамлении «чисто фантастической» истории об экспериментах с кольцом, авторы тем самым надеялись облегчить появление эпопеи Толкина в печати. Оригинальная, но, увы, наивная затея результатов не дала. Напечатать Толкина в конце семидесятых не удалось даже в таком варианте.

Наверное, интересно представить себе, что было бы, если бы перевод 3. Бобырь и С. Уманского был все-таки издан первым? В особенности, если бы он быт издан вместе с «интермедиями». Скорее всего, Толкин занял бы у нас прочное место среди писателей-фантастов, и попытки научного объяснения вымышленных чудес некоторое время тревожили бы многие пытливые умы.

Однако в опубликованном варианте «Повести о Кольце» нет никаких следов научной фантастики; он напоминает, как уже говорилось, детскую сказку. По всей видимости, 3. Бобырь смущало то, что она не могла отнести эпопею Толкина ни к одному известному ей литературному жанру. И нужно сказать, добиться жанровой определенности переводчице вполне удалось: как стилистическими средствами (простотой и незамысловатостью изложения), так и своеобразной переводческой «редактурой» текста: согласно требованиям волшебной сказки, все герои повествования представлены схематично, а поведение их явно оценивается (переводчиком) — причем либо однозначно хорошо, либо однозначно плохо. Ключевым же признаком «сказочности» является любопытное сюжет- - ное добавление от переводчицы к оригинальному тексту: история испепеляющего венца, которой у Толкина нет. Вкратце она такова.

По словам Гэндальфа (глава 8, «Через горы»), Серебряный Венец «...это одно из величайших сокровищ, привезенных Пришельцами из-за Моря. Кто посмеет возложить его на свое чело, тот получит всеведение и величайшую мудрость, либо., либо будет испепелен на месте, если недостаточно подготовился к этому». Саурон, в руки к которому попал Венец, по всей видимости, еще «недостаточно подготовился», поскольку «знает, что не смеет коснуться его, пока не вернет себе Кольцо» (3, 67). Конечно, конец этой новой сюжетной линии традиционно счастливый: выиграв войну, Арагорн возвращает Венец себе и использует его при коронации; таким образом, все вписывается в толкиновский сюжет, хотя переводчица некоторое время держит читателя в известном напряжении: сгорит или не сгорит Арагорн?

История испепеляющего венца — необходимая часть сюжета волшебной сказки, где главный герой с помощью волшебного предмета (или волшебного существа) совершает удивительные подвиги и в конце концов получает награду: красавицу-жену, волшебное царство, богатство и тому подобное. В трактовке 3. Бобырь главным героем сказки оказывается Арагорн, остальные персонажи — его волшебные (как Серебряный Венец) или не волшебные (как Гаццальф и хоббиты) помощники. Фродо же отводится довольно скромная вспомогательная роль в сказке про Арагорна, чему находим подтверждение в тексте 3. Бобырь (опять-таки в толкиновском оригинале ничего подобного нет): «Теперь вы видите, Фродо, как много значите для Арагорна вы и ваша миссия, — говорит ему Гандальф, — все, что он делал и еще сделает для вас, — это только путь к его цели. А эта цель — Серебряный Венец, сокровище древних правителей Гондора» (3, 67—68).

Другой интересной особенностью «Повести о Кольце» является своеобразное всеобщее «равенство» персонажей, отсутствие «высших» сил, иными словами, богов. Этот пункт 3. Бобырь считает «...одной из самых своеобразных черт Среднего Мира: при общем высоком морально-этическом уровне, он совершенно безрелигиозен. В нем нет никаких божеств — ни добрых, ни злых; даже Саурон, несомненно сатанинский по характеру и функции (недаром его имя напоминает о Змее), не всемогущ и не бессмертен. Нет ни молитв, ни каких бы то ни было культовых действий: обращаясь к Огнемраку на мосту Хаазад-дум в Мориа, Гандальф говорит с ним от своего имени, а не от имени какой-либо высшей силы. А обряд, выполняемый перед трапезой Фарамиром и его воинами, похож больше на акт учтивости, чем на культовый акт. Противники Саурона черпают силы для борьбы с ним в себе самих, а не в общении с каким-нибудь потусторонним миром... Нет здесь и таких элементов религии, как понятие о грехе и загробном воздаянии» (1, 187).

Трудно предположить, на чем основывалось это мнение переводчицы, которое так разительно противоречит литературным и мировоззренческим идеям Толкина, что раскрываются во «Властелине Колец». Возможно, здесь сыграло свою роль то, что и в сказке, и в фантастическом романе присутствие богов по советским меркам нежелательно. А может быть, сказалось незнание «Сильмариллиона», который к моменту создания «Повести о Кольце» еще не вышел из печати даже на языке оригинала. Действительно, никакой обрядности, никаких культов у Толкина не описано {2}. Но, например, в той самой сцене, где, по словам Бобырь, Гандальф говорит с Огне мраком (у Толкина ему имя — Балрог) «от своего имени», он как раз называет себя служителем светлого пламени Анор, а Огнемрака — мраком Удуна, хотя значение этих имен становится ясным только из «Сильмариллиона»: «Анор» — Солнце, плод благословенного Древа Лаурелин, а «Удун» или «Утумно» — подземная крепость, которую некогда воздвиг предшественник Саурона, Моргот. Да и обращение к Эльберет, несомненно, является именно обращением «к высшей силе» и к тому же оказывается действенным. Хотя известные стихотворные строки «эльфийской молитвы» А Эльберет Гильтониэль отсутствуют в опубликованном варианте «Повести о Кольце», о самой Эльберет говорится, что «это было имя таинственной Повелительницы Эльфов на их Блаженных Островах за Великим Морем» (3, 15) и даже сохранены все эпизоды, где Фродо и Сэм несколько раз взывают к ней; правда, здесь в тексте сделано любопытное добавление (в цитате оно выделено курсивом). Перед нападающей Шелоб «громко произнес он (Фродо) несколько слов на языке Эльфов; и он

сам не понимал этих слов, и не знал, что отныне они создают внутреннюю связь между ним и Эльфами Лориена» (3, 276). Чуть дальше но тексту Сэм, «как недавно Фродо, произнес, сам не понимая их, те слова, которые создавали связь между ним и обитателями Лориена» (3, 306). По всей видимости, это попытка объяснить действенность имени Эльберет внутри самого повествования, хотя можно видеть, что позиция переводчицы непоследовательна. Например, никак не объясняется, почему при нападении Черных Всадников на Фродо, по словам Арагорна, «больше, чем оружие, помогло ему имя Эльберет» (3, 35), ведь в Лориене герои еще не побывали...

Но давайте все-таки оценим по достоинству благородный порыв и кропотливый труд переводчиков. Ведь двигало ими не желание «напечататься», «иметь публикацию», а стремление познакомить с миром Толкина своих друзей и друзей своих друзей, и просто всех хороших добрых людей, которые пока не знают о нем. И надо сказать, этот самиздат нашел своего читателя и послужил сей достойной цели — распространению Толкина в России.