Журнал «Знание-сила» - Знание-сила 1997 № 09 (843)

1Забавно, что английские обозреватели «Властелина Колец» описанное Толкиным положение дел в Шире после Войны Кольца трактовали совершенно иначе. Толкин пишет об этом в авторском Предисловии ко второму английскому изданию «Властелина Колец»: «В моей книге нет ничего аллегорического, так же, как нет ничего злободневного, соотносимого с сегодняшним днем... Некоторые предположили, что в главе «Очищение Шира» я отразил положение дел в Англии, существующее в то время, когда я заканчивал книгу. Это не так. Я задумал написать эту главу с самого начала. В своем окончательном виде она отличается от того, что было задумано, — мне пришлось несколько изменить ее с учетом характера Сарумана. Но должен сказать, что никакого аллегорического значения и никаких политических намеков в ней нет». — Прим.: Наталья Прохорова.

2Толкин в нескольких своих письмах объяснил, почему это так. «Конечно, «Властелин Колец» — труд глубоко религиозный и католический: это не совсем очевидно на первый взгляд, но ощутимо при повторном прочтении. Вот почему я не оставил в воображаемом мире практически ничего, что могло бы как-то соотноситься с «религией», то есть с культом и религиозной практикой. Ибо религиозный элемент входит непосредственно в ткань самого повествования и в его символику» (из письма к Р. Мюррею). «Единственный упрек (в адрес «Властелина Колец»), который раздражает меня, — это утверждение, будто «там нет религии» ... Там — монотеистический мир «естественной теологии». Столь необычный факт, как отсутствие там церквей, храмов, религиозных ритуалов и церемоний, — всего лишь особенность конкретных и исторических обстоятельств, описанных в книге» (из письма к американским издателям Houghton Mifflin Со.). «Художественное повествование — не место для развернутого обсуждения мифологических установок... Я специально свел все, что касается «высших материй», к едва различимым намекам, заметным лишь самым внимательным из читателей, или оставил в виде неразъясненных символов... Присутствие Господа и «божеств», Владык, или Стихий, Запада, едва различимо... лишь в таких сценах, как, например, нуменорский обряд молитвы перед трапезой, исполняемый Фарамиром» (из наброска письма к Мюррею). — Прим.: Наталья Прохорова.

1. Бобырь 3. А. История — сага — поэзия // Сверхновая американская фантастика, дек. 1994. — С. 178—196.

2. Слепцов И. Космос Толкина // Независимая газета, 30.01.97.

3. Толкин Д. Р. Р. Повесть о Кольце: Роман в трех частях / Пер. с англ (в сокращении) 3. А Бобырь. — Ы.: СП Интерпринт, 1990.

4. Толкин Д. Р. Р. Повесть о Кольце / Пер. с англ. 3. Бобырь, С. Уманского. (Рукопись, Москва, 1975—1978).

Был Эру, Единый, был тот, кого в Арде зовут Илуватаром. Явил он Айнур, Священных, рожденных от мыслей его; и они были с ним, когда ничего еще не было.

И он говорил со Священными, открывая им замыслы музыки, — и Айнур пели ему, и Эру угодна была эта песнь.

Тогда они все пели порознь или не очень большими хорами, в то время как прочие слушали голос собратьев, — поскольку в начале никто из Священных не знал иных замыслов Эру, кроме лишь тех, из которых сам вышел. Но постепенно и медленно каждый из них начинал постигать песню каждого. Ибо, внимая друг Другу, учились они обретать понимание, — и делалась все благозвучней волшебная песнь.

И вот было так, что Единый призвал к себе Айнур и возвестил им в величии Замысел песни, превосходивший все те откровения, что дотоле открыл он Священным. Столь дивным предстал свет начала ее и столь неизмеримо — слава ее завершения, что пение Айнур смолкло — и, изумленные, молча склонились они перед Эру.

И Эру сказал им: «Я возжелал, дабы вместе, в согласии, последовав за моей мыслью, вы создали ныне Великую Музыку. Я возжег Негасимым Пламенем ваши сердца. Теперь да явит же каждый из вас свою силу, и Замысел сей да украсит он по своему разумению, — и стану я созерцать этот труд ваш, и слушать, и радоваться той красоте, что пробудите вы в своей песне».

И тогда голосами всех Айнур, подобными арфам и лютням, свирелям и трубам, альтам и органам, голосами, подобными неисчислимым хорам, стала вершиться Великая Песнь. Слаженным было звучанье неслыханной музыки; ввысь устремлялась она и к глубинным пределам; и многозвучные волны ее переполнили залы чертогов Илуватара, а эхо ушло в Пустоту — и так перестала та быть пустотой. Воистину сказано, более дивная песнь прозвучит перед троном Илуватара только в Конце Всех Времен, когда созидать ее станут и Айнур, и все Дети Эру. Ибо Вторая Великая Песнь будет звучать так, как ей подобает, а замыслам будет дано тогда Бытие в миг, когда истинный смысл их откроется всем; и тогда все поймут до конца тайны мыслей друг друга, а Эру возрадуется — и одарит созидающих Музыку скрытым огнем.

Пока же Илуватар только внимал трудам Айнур и, созерцая их, радовался, ибо доныне та музыка, что вершилась у трона его, вся была совершенна. Но длилась чудесная песнь, и вот возомнил как-то Мелькор, будто он волен вплести в нее новые образы и порождения собственных мыслей. Они зазвучали иначе, -чем требовал Замысел Эру, — ведь Мелькор решил возвеличивать в силе и славе один •лишь свой голос в великих хорах.

Могуществом грозным и знаниями Мелькор щедрей всех других был наделен среди Айнур; он получил долю каждого из неисчислимых даров, что доверены были собратьям. Часто бродил он один и искал Негасимое Пламя, ибо он жаждал испробовать силу в творении. Мелькору мнилось, будто Илуватар не обращает свой взор к Пустоте, которую Мелькор задумал заполнить. Но он не сумел найти то Негасимое Пламя, что скрыто в Илуватаре. Мелькор скитался один, и стали терзать его новые помысли, несхожие с мыслями всех остальных. И иные из них он дерзнул воплотить ныне в музыке — и нарушил ее.

Те, кто вел свою песнь подле Мелькора, были встревожены, не ведая, как поступить; их голоса прерывались в растерянности, музыка их замирала. Иные же предпочли подпевать новой песне, забыв свои прежние замыслы. В музыке их становилось все более звуков кричащих и резких — и наконец, словно море, они поглотили ту дивную песнь, что была создана прежде.

Илуватар же созерцал все труды Айнур и слушал, пока не взметнулся у трона его темный яростный шторм и высокие волны не двинулись друг на друга войной, неукротимые в гневе.

И тогда встал Илуватар — и Айнур видели, что он улыбался. Он воздел левую руку — и тотчас над грохотом бури возвысился новый и полный величия Замысел, с прежним несхожий и схожий, — и в нем была новая сила и новые мощь и краса. Но с шумом взвился голос Мелькора, боровшийся с Замыслом Эру. Опять поднялись всюду темные волны, выше, чем прежде; многие Айнур смутились и больше не пели — и Мелькор возобладал вновь.