Array Коллектив авторов - Казанский альманах 2018. Изумруд

– И будет наказан строптивец Тохтамыш, – прикрыв глаза, добавлял Тимур.

Он не испытывал к ордынскому правителю ненависти, скорей недоумение: почему хан, обязанный ему всем, отплатил за его покровительство чёрной неблагодарностью. Тохтамыш пришёл к нему в страшный год смерти старшего и любимого сына Джихангира. Его наследник покинул мир в рассветные годы, Тохтамыш был старше Джихангира, но тоже молод, и лёг на сердце Тимура, полюбился, как сын. Хотя, пожалуй, великий эмир лукавил сам с собой, не сыном стал для него Тохтамыш, а средством к подчинению золотого ордынского трона. Но как много он сделал для этого потомка спесивых и гордых Джучидов, а Тохтамыш надел ханскую шапку и позабыл о благодеяниях Тимура. За долгую жизнь правителю Мавераннахра приходилось видеть много неблагодарности, но не всегда он поднимал при этом карающий меч, научился он пропускать мимо ушей науськивания тех, кто желал его руками убрать своих врагов. Выслушивая горячие речи Идегея, джихангир мог промолчать и переждать, его влекли земли Индии и оставались незаконченными дела в Азербайджане и на Кавказе. Но Тимур пошёл на Сарай ал-Джадид, к этому решению его подтолкнули не только слова мангыта, а серьёзное опасение. Великий эмир остерёгся воевать на чужих землях, ведь тогда Тохтамыш вновь придёт в благословенный Туран, будет жечь и грабить его владения. А там, кто знает, не повернётся ли удача лицом к хану? Джихангир сердито хмурился, думая об этом, и говорил уже уверенно, без сомнений:

– Тохтамыш должен быть наказан, я так хочу!

Он и сейчас, начиная военный совет, повторил слова, не выходившие из головы. Багатуры, которые привыкли подчиняться беспрекословно, почтительно склонили головы:

– Слушаемся и повинуемся, повелитель!

– А теперь смотрите сюда. – Тимур указал на карту, спешно раскиданную перед ним. – Тохтамыш шёл впереди нас и мог выбрать лучшее место для сражения, но Аллах помутил его разум, и он выбрал худшее. В случае вынужденного отступления его воины упрутся в воду, если же придётся отступить моим туменам, у нас найдётся место для передвижений, – мы отойдём сюда, к Чёрной реке.

Корявый палец старика уткнулся в изогнутую линию, которая изображала реку Сок.

– Здесь мы сможем создать крепкие оборонительные сооружения, и я хочу, чтобы их принялись строить уже сейчас. А завтра мы расставим силы так: сюда авангард, левое и правое крыло раскинем перед холмами. Мой тумен останется в запасе и вступит в бой, когда понадобится.

Совет затянулся за полночь, в шатре говорил только повелитель, все остальные лишь кивали головами, восхищаясь полководческим гением великого эмира. А Тимур выставил на карту любимые им деревянные фигурки и двигал их по карте. Он разделил своё войско на семь кулов [14] Кул – корпус, численность которого колебалась и состояла из несколько тысяч человек. , для прикрытия левого и правого крыла ставил по кулу, усилил главный отряд и оставил один кул на резерв. Особое внимание Тимур уделил канбулам [15] Канбулы – отряды боевого охранения. , призванным поддерживать основные крылья войска. Расставил он и лучников, и копейщиков. Военачальники, как только получили приказы кому и как действовать в предстоящем сражении, поспешили к воинам.

Тимур остался один, он ещё долго передвигал почерневшие от времени фигурки, любовно поглаживал их. Он возил их с собой во все походы, оберегал, хранил, они были его талисманом, залогом неизменной военной удачи. И сегодня он верил в их чудодейственную силу, верил, что предстоящий день наградит его заслуженной победой.

Доложили о Тимур-Кутлуге, ордынец торопливо склонился перед эмиром:

– Повелитель, позвольте говорить.

– Что ты хотел, царевич?

– У меня остались верные люди в стане хана Тохтамыша. Позвольте подкупить одного из них.

– Кого? – нахмурился Тимур. – И какая нам с того выгода?

– Это ханский тугчи [16] Тугчи – знаменосец, тот, кто нёс во время сражения туг или бунчук повелителя. , повелитель. В нужный момент он бросится назад, и ордынцы примут это за сигнал к отходу. Они побегут, а врага всегда легче нагонять, чем встречать лицом к лицу.

Тимур недовольно засопел, но спустя мгновение хмурая складка на лбу разгладилась. Он и сам не раз применял хитрые уловки, когда брал неприступные города и вступал в тяжёлые битвы. Разве сейчас не такой момент, и Тохтамыш не опасен, не равен ему, эмиру Тимуру, по воинским силам? Почему бы не согласиться с предложением ордынского перебежчика? Если он спешит погубить своего бывшего господина столь бесчестным способом, стоит ли ему мешать? И он дал знак Тимур-Кутлугу.

Утром оба войска встали друг против друга. Взревели карнаи, словно диковинные животные вскинули длинные тонкие шеи высоко в небо. Карнаи дали сигнал к началу битвы, их призыв недолго отдавался в ушах воинов, всё перекрыл нарастающий гул сотен тысяч сдвинувшихся с места ног, лошадиных копыт и яростного вопля, вырвавшегося из людских глоток. Они пошли в бой, воодушевлённые речами своих командующих, пошли, чтобы схлестнуться в смертельном водовороте и убивать, резать, колоть, рвать на части противника. Не было в этот момент в их душах ничего, кроме ненависти и желания победить.

Ордынцы, уверенные в своём превосходстве, бросились на врага первыми. В тыл правого кула, которым командовал хаджи Сейфаддин, зашла конница эмира Исабека. Мангыты бесстрашно рубили туранских воинов, напирали и теснили их. Вскоре раздались победные крики и на левом фланге, там противника атаковали быстрокрылые тысячи солтана Джеляльуддина.

Эмир Тимур получал тревожные сообщения: его багатуры опасались быть окружёнными, связь между ними нарушилась, а у Тохтамыша центр и оба крыла войска сохранялись в полной боевой готовности. Казалось, до победы хана оставалось совсем немного, ордынцы повсюду опережали врага. Только в одно мгновение что-то сломалось в стремительной атаке, словно сорвалась натянутая тетива, а стрела осталась в руке охотника. Поначалу никто и не понял, отчего державшие превосходство воины Тохтамыша стали отступать. А случилось предательство, задуманное Тимур-Кутлугом, – подкупленный ханский тугчи посреди бурлящего воинского потока вдруг отступил, а после и вовсе уронил бунчук повелителя. Во всех битвах это был знак к отступлению, признак поражения, либо гибели предводителя. И ордынцы, обманутые этой видимостью внезапного несчастья, заколебались, отовсюду слышались противоречивые команды, чьи-то отряды не выдержали, кинулись бежать, обнажая центр. Замешательство стоило дорого, тумены эмира Тимура не терялись, они бросились вперёд и перехватили инициативу. Теперь уже воины Турана принялись рубить, сечь и наступать.