Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2016
- Название:Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2016
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2016 краткое содержание
Журнал поэзии «Плавучий мост» является некоммерческим изданием, выпускается на личные средства его создателей, при содействии и участии издательств «Летний сад» (Москва, Россия) и «Verlag an der Wertach» (Аугсбург, Германия). Периодичность издания – один раз в квартал.
«…Спор о том, какой должна быть поэзия, что в ней можно, что нельзя, слишком давний, чтобы надеяться на его разрешение. Надежды же на то, что она подчинится неким принудительным нововведения, представлениям меньшинства или даже большинства просто нет: она будет такой, какой её видит и слышит Поэт. Полагаю, именно поэтому тайна её очарования сохранится до тех пор, пока Поэт будет оставаться тем единственным, кто не знает как стихи пишутся. Пусть это знают критики и даже читатели – но не поэт…»
Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2016 - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Вёрнт Нортон – поэма о воздухе, среде, атмосфере общения. Человек, сам остановленное мгновение, – и мир, воспринимаемый как образ порядка, неизменного в вечности:
Чеснок с сапфирами и грязь
Коростою покрыли ось.
Металлом трель отозвалась
В крови, где сталь струной звенит
Под шрамами забытых битв.
В сосудах танцем разлилось
Круговращенье лимфы, ток,
Запёчатлённый в дрейфе звёзд,
В деревьях к лету тронул сок,
Вобрав с деревьями в поток
Сквозящий бег в резной листве
Собак и вепря: там, в траве,
Опять в ловитве повторён
Порядок, что, во мгле времён
Теряясь, примирён меж звёзд.
Ист Коукер – поэма о земле, прахе, о навозе и смерти, о влечениях плоти, о перекликающихся судьбах человека, природы, вселенной:
Где на исходе ноября
Весенний взрыв календаря
Животворящий летний зной
Подснежник хрупкий под ногой
И мальвы росшие в зенит?
Красой поникшие во мгле
И снег на розах, на земле.
В громе в сполохах зарниц
Звёздных войн сверканье спиц
Триумфальных колесниц.
С Солнцем бьётся Скорпион
И Луну ужал итон.
Плач комет, дождь Леонид
Ввергнутся в водоворот
Рушащего мир огня,
И когда он отбурлит
Всюду воцарится лёд.
Драй Салвейджиз – поэма о воде, древнегреческом первоэлементе мироздания, со всех сторон окружающей землю, вторгающейся в неё, не имея предела.
Литтл Гиддинг – поэма об огне, самом чистом из элементов, предполагаемом уничтожителе мира, огне пожирающем и очищающем: голубь Благовещенья апокалиптически предстает немецким самолетом, подбитым во время налёта на Лондон:
Сверженье голубя в одежде
Из пламени сметает кров,
И языки огня, как прежде,
Шлют очищенье от грехов.
Отчаянью – или надежде
Сгореть в костре – либо в костре,
Чтоб искупить огонь – в огне.
Во всех четырёх квартетах есть ещё и нечто неназванное пятое – квинтэссенция, истинный принцип существования. Его нельзя описать, это невыразимое состояние духовного прозрения и восторга, сродни воздействию глубокого исполнения прекрасного музыкального произведения.
В Четырёх квартетах темы переплетаются с вариациями. «Он плывёт к цели галсами», – сказал об Элиоте один из критиков. Связи – интеллектуальные и психологические, а не словесные и грамматические (если понимать их буквально). При этом звучание, мелодика, гармонические модуляции, темпы, тембры, регистры, вся смысловая и образная структура поэмы обретают характер чисто музыкального произведения, с его абсолютной значимостью отдельных составных элементов, с его абсолютной зависимостью этих элементов от конструкции в целом (одним из таких элементов нужно рассматривать и пунктуацию).
Музыкальный облик, философская глубина, смысловая и образная насыщенность Четырёх квартетов непосредственно ассоциируются с пятичастными бетховенскими квартетами. Поэма Элиота особенно близка фортепьянным сонатам Бетховена. При всём своём мелодическом и гармоническом богатстве, захватывающей выразительности главных и побочных тем в разнообразных вариациях и разработках сонаты Бетховена отличаются поразительной цельностью и завершённостью. Эти качества характерны и для Четырёх квартетов. В них Элиот отходит от смыслового и формального авангардизма Бесплодной земли [The Waste Land], 1922, и создаёт яркое и монументальное произведение в духе сдержанного и благородного неоклассицизма, близкого изысканному неоклассицизму Стравинского (Царь Эдип, Аполлон Мусагет).
Вчитываясь, вслушиваясь в поэму, мы, бессознательно, ощущаем себя в ней присутствующими, участвующими в ее постепенном возникновении, в её созидании. Мы вживаемся в ее оркестровое многоголосие, «совмещенное слухом», и всё дальше, всё глубже устремляемся по неисчислимым трассам ее многомерного пространства и времени, ее земных и космических катастроф, параллельных «вечеру за столом, при лампе, вечеру с фотоальбомом». Мы всё больше и больше становимся её частью, в динамике, в становлении. Поэма неразрывно творит и себя, и нас. Её музыкальная стихия, словно в танце, подхватывает нас и уносит с собою:
С умирающими мы умираем:
Видишь, уходят они, мы идём вместе с ними.
Мы рождаемся с мёртвыми:
Видишь, они возвращаются, нас приводят с собою.
Словно океанские течения, разной силы, на разных глубинах, и с разной скоростью, развиваются основные и побочные темы Четырёх квартетов, чтобы, наконец, гармонически соединиться в сонатной коде,
Когда сплетётся языками пламя
В огненный венец, и сольются
Воедино огонь и роза.
Каждое слово в пространстве поэтического произведения, поэтическое слово во всей его бесконечной безбрежности, есть символ бесконечно безбрежного мира, где мимолётный отблеск света от крыла зимородка равен вечному светочу, дающему жизнь вселенной:
Тис
Пальцами стылыми, словно капелью эфира,
Нас обовьёт? Чуть зимородок крылом плеснёт
Свет – свету в ответ, и замрёт, свет снова повис
В недвижной точке вращающегося мира.
Четыре квартета – одна из тех «неподвижных точек вращающегося мира», которые, в сущности, задают наши жизненные орбиты.
«Он умер в январе, в начале года». Его прах покоится в приходской церкви деревушки Ист Коукер. В Уголке поэтов в Вестминстерском аббатстве на кенотафе Т.-С. Элиота помещена надпись из Квартета Литтл Гиддинг, поэмы, которую он считал своим лучшим поэтическим произведением:
The communication Of the dead is tongued with fire beyond the Language of the Living. [Вести Мёртвых, языками огня, сквозь язык живущих.]
Драй Салвейджиз
Драй Салвейджиз, предположительно les trois sauvages (три дикаря), – небольшая группа скал с маяком к северо-востоку от Кейп-Энн, Массачусетс. Ревун – бакен с сиреной.
Не многое я знаю о богах, но мне кажется, что река [6] –
Это сильный и смуглый бог, суровый, неукрощённый, упрямый,
Терпеливый, но до предела, поначалу – граница,
Ставшая своенравным путепроводом торговли,
И наконец-лишь проблема, возникающая перед мостостроителями.
Стоило её разрешить – и почти тотчас смуглый бог был забыт
Обитателями городов, но остался таким же безжалостным,
Верным времени года и приступам ярости, – разрушитель,
напоминающий
То, что хотелось забыть. Не чтимый, не умилостивляемый
Служителями машин, выжидающий, настороженно выжидающий.
Его ритм – в покачивании колыбели в детской,
В листве аиланта во дворе в апреле,
В осеннем запахе виноградных гроздьев,
В ореоле газового рожка зимою.
Река – внутри нас, море нас окружает;
Море также край суши, гранит,
Устремляясь в который, оно на песке оставляет
Намёки на более раннее и иное творение:
Голотурию, краба, хребет кашалота;
Лужи, в которых оно любопытному взору являет
То всё более нежную водоросль, то морской анемон.
Море швыряет нам наши убытки: изодранный невод,
Сломанное весло, исковерканный котелок для омаров
И лохмотья неведомых мёртвых. Море многоголосо.
В море много богов, и море многоголосо.
Соль на терниях, диких розах,
Туман в соснах полосами.
Рокот моря,
Лай, вопли моря – его многоголосие,
Совмещённое слухом: это воют от ветра снасти,
Это угрозы и ласки волн, разбивающихся о воду;
Отдалённые всплески о гранитные зубья
И предостерегающий крик со всё более близкого мыса –
Это всё голоса моря, и колеблемый зыбью ревун,
Огибаемый на пути к дому, и чайка,
И в гнетущем безмолвье тумана
Лязг колокола,
Отмеряющий время, нет, не наше, гулом неспешных
Вздохов глубин, время,
Более древнее, чем время хронометров, более древнее,
Чем подсчитываемое истревожившимися женщинами,
Мучающимися от бессонницы, вычисляющими будущее,
Пытающимися распутать, размотать, расплести
И соединить в одно целое прошлое с будущим,
Между полуночью и рассветом, когда прошлое сплошь обманчиво,
А будущее – безбудущно, перед утренней стражей [7],
Когда время останавливается, и время никогда не кончается;
И вздыманье глубин – и ныне, и искони [8] –
Отдаётся
Набатом.
Интервал:
Закладка: