Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016
- Название:Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016 краткое содержание
Журнал поэзии «Плавучий мост» является некоммерческим изданием, выпускается на личные средства его создателей, при содействии и участии издательств «Летний сад» (Москва, Россия) и «Verlag an der Wertach» (Аугсбург, Германия). Периодичность издания – один раз в квартал.
«…Идея, что поэзия пытается отменить время, подарив поэту бессмертие (время и смерть при таком мышлении идентичны), присутствует в западной критике. В восточной практике стихотворение чаще является флаконом для сохранения нескольких минут конкретного переживания (пусть даже оно может с определённой периодичностью повторяться), таким образом, само время прячется внутри поэзии от смерти. В скандинавской мифологии поэзия неотличима от магии, она способна нарушать ход времени, разрушать череду предписанных событий…» (Сергей Ивкин)
Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016 - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Ныне сумерекушедших непогода – сердцевысохшая ветка ивы – не даёт покоя мне совсем… В гибком позвоночнике твоём вновь дуга удилища застрянет… Назовуттебя, как бы лаская, «золотою рыбкой», – и, «счастливый», за стеклом аквариума ляжешь прямо на серебряное дно, словно водоросль, что приютилась в парусах зелёных ожиданья… Вечереет… Берегом песчаным сумерки бесшумные прошли, пятками босыми темноты оставляя круглые следы… И к подушке моря в перьях пены движется любовь-криминалист…
Вспоминаю голоса безмолвья – даль дуги, когда на тонких крыльях повисал чужой мотив, качаясь, и чужим летящим журавлям я махал рукою, сердцегрустный… И земля кормилицею боли, матерью единственной была… Запоздала ты, любовь-криминалист! Оглянись вокруг – ты видишь? – нынче уж никто и ничего не ждёт; в море пусть история вольётся, как река, что впрямь соединилась с бесконечностью волшебных снов, и стены тяжело ревут… Они давно чувствуют разлуки неизбежность, – что им скорость звуков? – постигают на клеёнке залитые красным и густым расплёснутым вином ирисы торжественные смерти.
Время уходит – и ты за собою венок одиночества тащишь, будто бы дворник нахмуренный – веник со стёртой листвой, – в ночь ли, таящую мысли? – на лунных дорогах вдруг полыхающий пламенем, словно жар-птица, и одурманенный вмиг светотенями ив…
– О величайшая, о высочайшая в мире ночном из сомнамбул!.. В мутных глазницах неловких видений твоих башни встают, изумруднее лета, и троны резные: ты направляешься к пристани спящей. Пастераскрытый тюльпан-репродуктор (дюралюминию хором – ура! и ура!) из вертикального апофеоза столба вновь сообщаеттебе, что уже отошёл вечной поэзии заворожённый корабль с поэтами, руки прижавшими грустно к своим подбородкам. Вот и закончилось здесь путешествие в сердце твоём…
У Авраамова престола поуспокоилось твоё спокойствие сегодняшего дня… В просторе том, что назывался рощей души, пасётся стадо одиноких… Секунда каждая оголена.
В долине голубой Иосафата в продаже даже «памяти цветок». – Автограф разрешите получить? –
И птица времени, щебечущий комочек, уже моим насыщенная мозгом, вновь на груди, не опалённой солнцем, устроилась, близка и недостойна, подобная трепещущей бумаге, почистила взъерошенные перья, закрыла клюв, вздохнула – и заснула.
Так где ж твоя, как памяти река, сильна, добра, тепла, неудержима и полная случайностей рука, мгновение, мой друг голубоглазый?!
Ныне полночь там, – и во дворе тень лежит огромная хурмы – лунным
светом, возрастом моим, осенью она озарена.
Спит беседка и давильня спит, спят инжиры с гибкими стволами, дерева –
библейские пришельцы, крыльями ветров наделены, – жду, когда появятся
на свет на ветвях, неистовых и юных, точно почки раннею весною, очертания
теней знакомых.
Боже мой! Ты видишь – оба спят. И вдвоём, почти одновременно, видят
сны чудесные, которым шелестеть дорогами Голгофы звёздами всевидящей
судьбы, истины тернистой, иллюзорной пристальной воздушностью
высот… Я за эти сны вам благодарен, – о, благословенные, спасибо…
Спите вы, – и даже ваш покой служит струнам трём – да их дорогам. Эти
струны царству звуков служат, звуки сами служат царству слов, а слова
родные – всем богам…
Ваши сны всё так же к нам стремятся, вечерами грустными приходят, кроткие,
как белые ягнята; нам приносят светлые венки – ожиданья славное величье
– и меланхоличный перезвон лиловатых слёз грядущих дней.
Только лишь в сознанье промелькнёт ужас вашей видимой утраты, лезвием
кошмарным занесённой, – тело как в огне моё горит.
Боже милосердный! Может, Ты их не видел (ведь у Бога столько разных
дел… и слишком высоко) – и о снах их, столь мне дорогих, ничего
Ты вовсе не слыхал… Всё же я к Тебе сейчас взываю и молю тебя продлить
подольше жизнь их – бесконечность трёх молитв.
Обратная почта
Михаил Грозовский
Говорящие вещи
Родился в Москве 24 сентября 1947 года. В 1964 г. окончил вечернюю школу. В 1965 г. стал студентом вечернего отделения физического факультета МГУ. Закончил МГУ в 1971 г. по специальности физик-лазерщик, работал в лаборатории знаменитого Рема Хохлова. В 1978 г. поступил в Литературный институт им. A. M. Горького (семинар Е. Винокурова) на отделение поэзии. Автор двух книг документальной прозы, семи сборников стихов и более полусотни детских книжек. Составитель двух поэтических антологий: «Гордость и горечь» и «Свет двуединый». Последняя по опросу «Независимой газеты» вошла в число литературных достижений 1996 г. Премия журнала «Наш современник» (1993 г.). Премия журнала «Кольцо «А» (2007 г.). Международная премия «Круг родства» (журнал «Радуга», Киев, 2008 г.). Премия им. К.И. Чуковского (2014 г.) «за плодотворную деятельность, стимулирующую интерес детей к чтению, к отечественной детской литературе».
Плафон
Плафон заснул и видел сон,
как будто бы разбился он,
упавши на пол с потолка.
Потом хозяйская рука
ввернула лампочку в патрон,
и ото сна очнулся он.
Болела левая скула,
но голова была цела.
Кресло
Кресло дремлет без движенья.
На боках его видны
жировые отложенья
стой и этой стороны.
В глубине его устройство
удивительного свойства:
только глянешь сверху вниз,
как уже сомлел и скис.
Вилка
– Мне до Курского вокзала, –
вилка ножику сказала.
Тот спросил: зачем туда?
– Там буфет, а в нем – еда.
В нашем доме – с кашей плошка,
да в кастрюле щей немножко,
да кефиру на два дня…
Обойдутся без меня!
Утюг
Утюг, здоровый, как битюг,
сперва прошел по кромке брюк
разгоряченным животом
на Север с Юга, а потом
прошелся с Севера на Юг
вдоль брюк,
как будто вдоль межи.
И брюки стали, как ножи.
Стол
Если бы, если бы письменный Стол
следом за мною по улице шел,
он бы – такая его ширина –
больше всего походил на слона.
Правда, у этой, вы скажете, туши
хобота нет и отсутствуют уши,
да и углы выступают из тела.
Всё это так, но не в этом же дело…
Метла
Жила Метла. Она мела
и в дождь, и в сушь, и в зной.
И каждый раз она была
хорошею Метлой.
Мела отлично. И молва
пошла во все концы:
– Какая славная Метла!
– Какая плавная Метла!
– Ты будешь главная Метла!
– сказали ей жильцы.
Интервал:
Закладка: