Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016

Звучала часто похвала
и навевала лень,
и вот расслабилась Метла
в один прекрасный день.

Вблизи крыльца на рукоять
оперлась у двери
и продолжала так стоять
и день, и два, и три.

И услыхала как-то раз
в свой адрес: «Помело!»,
и захотелось скрыться с глаз,
так было тяжело…

По небу прокатился гром.
Я зачерпнул его ведром,
и гром, сказав ведру «ура!»,
остался жить на дне ведра.

С тех пор грохочет во дворе
огромный гром в пустом ведре.

Глядел на раковину кран,
как кинозритель на экран
и видел целый день одно
эмалированное дно.

А если капелькой вода
по дну стучала иногда,
то это было все равно
ненастоящее кино.

А настоящее кино
произошло не так давно,
когда горячая струя,
сама как будто не своя,

хлестала, жару не тая,
через края во все края,
и слесарь с гаечным ключом
ругался свет стоит на чем.

На долгие годы, на долгие годы
фарфоровый чайничек вышел из моды.
Разбилась его с позолотою крышка,
дрожала рука у хозяина слишком,
а может, нагнули над чашкою круто,
а может, а может… еще почему-то…
…Упала, разбилась…
Купили другую;
простую, добротную, недорогую,
и, чтобы не падала, крышку и дужку
надежной тесьмою связали друг с дружкой.

Работает чайник. Пыхтит до поры.
Изогнутым носом пускает пары.
Вздыхает по давней подруге старинной,
хоть новая крышка ни в чем не повинна.

С крыши капала вода.
– Мда-а-а, – сказал наш папа, – Мда-а-а…

Поглядел на горизонт,
взял наш с Витькой старый зонт…
Старый, рваный…
(им в подвале
мы щенка дрессировали)
и, шагая под зонтом,
снова «мда-а-а…» сказал потом.

Дождик капал в два этапа:
с крыш на зонт, с зонта – на папу.

В позапрошлом феврале
дверь скрипела на петле.
Тем жетоном и теперь
разговаривает дверь.
Будет слушать весь подъезд
скрип, пока не надоест.
До скончания годин.
Но не смажет ни один.

В глухом углу, как в заточенье,
На круглом блюдечке простом
Лежит овсяное печенье
И грустно думает о том,

Что вот уж месяц из комода
Его никто не достаёт,
Что детвора – такая мода –
Всё больше сникерсы жуёт,

Что из продукта угощенья
И восхищенья заодно
Печеньем местного значенья
Уже становится оно.

От плеча наискосок
Циркуль вытянул носок,
а другим носком уперся
в плотный ватмана кусок.

Сделал круг, сказал: «Оп-па!
Вот как надо делать па!
Я их делаю не хуже,
чем маэстро Петипа!»

Целый год наш рыжий кот
собирается в поход.
От весны и до весны
он цветные видит сны,
где, идя верхами крыш,
ловит птичку или мышь.
Схватит, выпустит и – тьфу! –
вновь проснется на шкафу.

Лисица-сестрица!
Тебе не годится
лежать на плечах
у вальяжной девицы.

Ты спрыгни!
Пускай ее плечи пока
немного побудут
без воротника.

Блесни рыжиной
у нее перед взором!
Тропинкой лесной
уходи в свою нору!

Беги!
Огонечком хвоста
по пути
сверкни у куста
и следы замети!

Какая-то рыжая крошка,
не видно,
а больно – нет сил.
Я с тем муравьем понарошку
играл, а он взял, укусил.

И гордо сказал, как отрезал,
такой независимый весь:
«Я к вашему брату не лезу,
ты к нашему брату не лезь».

Как-то бабушка пасла
винторогого козла,
ну, а он во весь опор
побежал за гребень гор
и с тех пор сойти, похоже,
хоть и хочет, а не может,
потому что в облака
завинтил свои рога.

Фламинго маячили
в розовом цвете
и были похожи
на сцену в балете.

Их шеи вопросом
склонялись к воде.
Такой красоты
я не видел нигде.
Порою они,
сохраняя терпенье,
тяжелыми клювами
чистили перья.

Но больше стояли
на спице ноги,
лишь изредка в воду
роняя шаги…

Я на завтрак для верблюда
предложил такие блюда:
сыр,
сметану
и котлету.
Но верблюд взглянул на это
и сказал: «Спасибо, нет».

Я верблюду на обед
дал яйцо,
бульон
и рыбу.
И опять же: «Нет. Спасибо».

Я подумал: «Ну, и штучка!»
Взял и к ужину колючку
несъедобную принес.
Пошутил…
А он всерьез
рот набил травой колючей.
Про запас. На всякий случай.
И сказал: «Мотай на ус,
У меня особый вкус».

Чем теперь поить верблюда?
Сам не знаю. Думать буду.

Захотелось про павлина
рассказать,
да вышло длинно.
Весь рассказ о красоте
у павлина на хвосте.

Передать бы этот цвет,
да волшебной краски нет.

Хрящик грозно грызла рысь,
и сказал я рыси: «Брысь!»
«Сам ты брысь!» – сказала рысь,
продолжая хрящик грызть.

Попугай мой сквернословит.
Говорю – он сходу ловит
и кидает мне в лицо
оброненное словцо.

Грубых слов при попугае
я отныне избегаю.
Сам же станешь дураком
при соседе при таком.

А видал ли ты, малыш,
дрессированную мышь,
что находит без запинки
к сыру верную тропинку?

Мышка чует сырный запах
и стоит на задних лапах.
Хвать кусок! – и снова к дырке.
Правда, здорово? Как в цирке!

Чудище изрядное.
Насекомоядное.
Звать хамелеон.
То серый он,
то бордо,
то сиреневый
от и до.

По настроению –
любой окрас.
Такого умения –
ни у меня, ни у вас.

Краснеет слегка…
Наверняка
стыдно хамелеону.

Хлоп! Он уже зелёный!

Эка хватка у Бобра!
Без пилы и топора,
без единого гвоздочка
домик выстроил на кочке.

Может быть с такою хваткой
он и мне построит хатку?..

Ёж колючий, словно кактус.
Кактус колется, как ёж.
Днём ещё их видно как-то…
Ночью их не разберёшь

На террасе мальчик Вася
с бабушкой капусту квасит.
Режет с хрустом кочаны
резаком большой длины.
Рядом с Васей кролик грустный
догрызает лист капустный
и смущенно просит: «Вась!
Ты капусту-то не квась!»