Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №4/2016

Разбиваются – опять – на куски
все мечты, что я держала в руке.
Барабанит горечь грубо в виски
и болтает – на чужом языке.

Поднимаю я осколки с земли —
может, склею – зажимаю в кулак.
Но мечты уже – в дорожной пыли:
и не там я – и не с тем – и не так…

Только вишенкой на рваных краях —
на кусочках – тёмно-красным блестит
капля крови – от мечты острия,
от осколка, что сжимаю в горсти.

В порыве, в огне и в пылу безотчётно сметая
налаженный быт, превратив его в жаркую небыль,
взорвётся накопленной страстью вулкан Кракатау
и ринется в небо.

Под рокот и грохот, в горячке искрясь от каленья,
он рад как ребёнок свободе от уз и уступов.
И долго ещё будут волны голубить колени
обугленных трупов.

А после – уляжется буря, и, дни коротая,
спокойное море разнежится, пепел размочит.
Но жадно потянется к небу Дитя Кракатау.
Пока ещё – молча.

Мы уплываем – словно шаткий плот,
чуть не слетевший вниз, в земную полость,
когда планета ринулась вперёд —
и древняя Пангея раскололась.

Мы на осколке – гости. Чужаки.
Колёсами цепляемся за камни
меж бесконечным морем и песками
и чувствуем – на нас глядят веками
теней тревожных тёмные зрачки.
Живём в плену. Пустыня и вода.
Звоним глухим, усталым абонентам…

Мне страшно оставаться навсегда
в смирительной рубашке континента.

Конец июля. Влажная жара.
Здесь мошкара устраивает танцы
на тёмных ликах сказочных посланцев
других миров. Даров цветистый ряд.
Обряд. Поют, жуют, снуют и спят.
Как мошкара, на звуки заклинанья —
или молитв – мы движемся вперёд,
под ступы белокаменный живот,
беременный уже ненужным знаньем,
мы, пилигримы, суетная нить —
коснуться, помолиться – и забыть.

Назад иду сквозь лес. Тропа пуста.
Мангуст – два глаза, круглых от испуга —
вдруг глянет на меня из-под куста
и – Будда правый! – мы поймём друг друга.

Рассеян по миру, по морю рассеян
мой путанный призрачный след.
И длится, и длится моя Одиссея
уж многое множество лет.

Ну что, Одиссей, поплывём на Итаку —
на север, на запад, на юг?
Мой друг, нам с тобою не в новость – не так ли? —
за кругом наматывать круг

и загодя знать, что по волнам рассеян
наш жизненный путанный путь…
Слукавил поэт – и домой Одиссея
уже никогда не вернуть.

Провинция, словно Медея,
Убьёт, если надо, детей…
Что счастье? – Всего лишь идея,
Какую посуду ни бей.
Контора, как водится, пишет.
Как водится, рядом роддом.
Для полного счастья детишек
Осталось убить топором,
Чтоб в точности всё по закону
Античного жанра – судьбы,
Чтоб стало обидно Ясону
За если бы и да кабы,
Чтоб вздрогнула строгая лира,
Печалью до сердца пробрав,
Когда он умрет под буксиром,
Речным толкачом «Аргонавт».
И станет России яснее
К чему этот медленный суд…
Провинция – это идея,
Которую не предают.

Течет река, не зная языка —
Ни русского, ни коми, ни иного.
По ней плывут цветы и облака.

Молчит река.
Не говорит ни слова.

Река и речь, язык наш не забыл,
Одна у них природная основа.
Но речь на дно осела, словно ил.

Молчит река.
Не говорит ни слова.

У Стикса невысокая волна —
Кто не прочел молчания речного,
На время лишь поднимет ил со дна…

И вновь река
Не говорит ни слова.

Поэт молчит,
Слова сжимают душу,
Сжимают жизнь.
И надо слушать…Слушать!
И слышать —
Слышать
Тонкий переход
От жизни к слову.
И наоборот.

Поэт молчит…
А празднословья ветер
Безудержно
Гуляет по планете,
Несёт пургу душевной шелухи —
Трескучий вздор,
Ничтожные стихи.

И даже пастырь
В комнате алтарной
Записывает свой стишок
Бездарный,
Чтобы поэта хлопнуть по плечу:
– Молчишь, поэт?
А я вот не молчу.

Мои стихи читают хором дети
И премию
«Всё сказано на свете»
Вручили мне
Торжественно вчера
За легкий слог и брызги от пера.

Поэт молчит,
А про себя рассудит:
– Хорошие мне – слава Богу! – люди
Встречаются.
Прощают мне грехи.
Но чёрт их дёрнул сочинять стихи,
Когда не слышат
Тонкий переход
От жизни к слову —
И наоборот.

Так не люблю, когда тревожат всуе,
Зима притихла – нет с утра пурги,
Сижу в сенях, медведя дрессирую,
Учу, как надевают сапоги.

Медведь ворчит. Как вдруг вбегает дьякон,
И, сунув косолапому изюм,
Он начинает нервно полуплакать,
Что на деревне булгатня и шум.

– Чужак какой-то, верно, малохольный,
Палит из пистолета, всех кляня,
И конь хрипит на крыше колокольни —
К кресту привязан. Очень жаль коня.

Неловко получается, однако,
По колокольне странный тип палит.
Считает дед Михей, что князь Монако.
А если из Саксонии бандит?!

С ним ребятня, наверно, пошутила,
У нас за нею вечно недогляд.
И бабы – в плач, а мужики – за вилы,
Но ждут, что делать, кто же виноват.

– Я, видишь, занят? Только вышел в сени!
Ну ладно, отче дьякон, зря раскис.
Сейчас топтыгин сапоги наденет —
И разберемся, что там за киргиз.

Кого к нам только не заносит лешим!
И каждого от всей души прошу:
– Оставь в покое Русь! И хватит вешать
Коней на колокольнях и лапшу.

Придешь с любовью – встретим караваем,
Придешь с мечом, с обидой – видит Бог,
Медведь и тот скорее понимает,
Уже почти надел один сапог.