Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №4/2016

Мы возвращаемся скоро домой.
Раньше мы только летали в погоне
Все за несбывшимся. Этой зимой
Мы возвращаемся в спальном вагоне.
Вот мы решаемся, слезы лия,
Свой комфортабельный миг продлевая,
Вот мы прощаемся – еду ли я? —
Только из высших материй кроя,
Не ошибаются, где долевая.
Кельнский собор проплывает во мгле,
Ложечка песню выводит в стакане.
Мы угораем в вагонном тепле,
Мы приближаемся к нашей земле.
Польша, как в пеплуме, вся в этой ткани.
Эта ж, как пеплом, обшита снежком.
После Италий сощуришься: та ли?
Та и не та, что уходит пешком
В ветхой одежде, с простым посошком,
В меркнущей памяти дальние дали.

Семь городов у Бога, семеро львов у Бога.
Ты оглянись немного, не замедляя бега.
Мимо ведет дорога. Что ж, что уделов много,
Но ни в одном у Бога не было столько снега.
И ни в одном так много северных светлых арок
В прочем краю хибарок. За ледяным стеклом
Только один огарок высветит море чарок
На одного живого, сникшего за столом.
В мире, что вечно ищет вещего в каждой вещи,
Был он последний нищий, но не последний певчий.
Вновь занывает вьюга. Только Тобой ведом,
Вот он помянет друга, вот он покинет дом.

Шпага, седло и фляга. Крылья, перо, бумага —
Иго мое бо благо. – Держится этот круг
Лишь положась на Бога. Не выпуская флага,
Не замедляя шага. Не покладая рук.

Все как тогда: ручей переезжая.
Бежит вода. Лежит земля чужая.
Тень прошлого, встающая со дна.
И потому им тайны не открою,
Что в брачной паре едут брат с сестрою.
Кто здесь поверит в это? Мысль чудна.
Как это странно: жизнь начать с начала,
Ведь прежнее еще не отзвучало,
Ведь прошлое еще не излилось.
Да, эта жизнь – совсем другое дело,
И эта плоть – совсем другое тело,
Не то, что пело, мчалось и клялось.
И мысль моя: быть может, одолею.
И тень ея: быть может, околею.
Взгляд рвется прочь – там горная гряда
И луч, как меч. горит холодным блеском.
И сероватым, и последним всплеском
У ног Изольды смелая вода.

Предайся вере и надежде,
Бредя осеннею порою.
Душа все та же, что и прежде:
Дитя в матроске за игрою.
Хлопочет, мишку обнимая,
К учебе рвением пылая,
И уж совсем не понимая,
Зачем судьба такая злая.
И скажет месяц – или ветер —
А может туча, проплывая:
– Так мало дней уже на свете,
Зачем из тратить, унывая?
Допей вино свое, голубчик,
Доверься мерному качанью,
Меж колыбелью и печалью,
Меж колыбелью и печалью.

Пусть рядом грустная, нагая,
Скучая. плача. холодея
Присядет осень, излагая
Свои бредовые идеи
И грянет день не сожаленья,
Но умиленья и отваги,
И ты раздашь свое именье
И подожжешь свои бумаги.
В унылой гавани постельной
Заблещут бисер и стеклярус,
А дальше – ветер корабельный
Умело схватывает парус.

Владетельного герцога посланье.
Зажжется к ночи новая звезда.
Но медлит день, несущий на закланье
Свой бледный свет. И грусть как никогда.

Еще не вечер, но немножко поздно…
Кончается поэзия. К концу
Подходит август – холодно и звездно —
Как блудный сын к хрипящему отцу.

Уходит день. Он где-то в Ливерпуле.
В России ночь, давно уж там темно.
Там снова занят отливаньем пули
Наш человек. Но это все равно.

Зажжем свечу – темно мне. У огня же
Я вижу лучше, чем при свете дня,
Что жизнь прошла. Настала осень, княже,
И золотом осыпала меня.

Мне скучно, бес. Всех нет, но хоть бы слезы…
Посмотришь в сад – и что же видишь ты:
Что все прошло. Остались только розы,
Георгия Иванова цветы.

Остановите лошадей! – Заря
Вечерняя печалилась, качались
Над головой цветы, и лекаря
К остывшему Потемкину домчались.
…Из глубины раздался голос, бас,
И с высоты ответил голос Бога.
Летевшая помедлила немного
И села на резной иконостас.
И вздрагивали, как двойные створки,
Два пудреные крылышка сквозь сон.
Безвременье. Империи задворки.
Безрадостная молодость. Херсон.
И в прошлое проваливались ноги.
Туда, туда, подальше от судьбы
Ведите нас, тенистые дороги
Под вязы, под дуплистые дубы…
Прошли века. Но точно так же, князь,
Я в поле умереть хочу, на дальней
Отеческой земле многострадальной,
Предчувствуя, тоскуя и винясь.

Мне снилось, что я соглашаюсь смириться
С безрадостной жизнью оставшейся этой. —
Скорей умереть, подавившись конфетой
Со странным названием «Озеро Рица»!

Проносится птица с отчаянным криком.
Струится над озером мгла голубая.
Здесь речь о тебе, о прощаньи великом.
Промчаться, два плавных крыла выгибая,

И разве что в чьей-то душе сохраниться
Как озеро, вечер и птица лесная.
А озеро Рица теперь заграница?
– Черт, старая карта. Не знаю, не знаю…
Как скоро, невидимой ниткой прошитый,
Спускается сумрак на тихие воды!
Кончается век, неудачно прожитый.
В нем было счастливого: виды природы.

Конец теперь бедам, трудам и заботам —
На черном, чужом берегу океана.
И снова я буду твоим Ланселотом.
Твоим Ланселотом, моя Вивиана.

Проезжаю я мост. Речка Речица,
Словно быстрое время, течет.
Все проходит, а это не лечится,
Все минует, а это не в счет.

Где-то здесь моя детская родина,
Завалящей любви леденец,
Мост калиновый, речка Смородина,
Змей Горыныч и меч-кладенец.

За леском меня ждет речка Талица,
Плеск и блеск замедляют свой бег…
Все оставит, а это останется,
Все отстанет, а это навек.

Мчись, конек мой, покуда распутица
И судьба не заступят нам путь.
Речка Тьма перед нами расступится,
Понесет, засосет… Ну и пусть.

Вот жизнь наигралась, сгорела дотла,
Осталась какая-то малость.
А я как Марина Иванна жила.
Посуду все мыть порывалась.

И сколько потом километров и миль
Безумные ноги носили,
Я все нарывалась, как Осип Эмильевич,
Хотя нас не просили.

Но я не умру под забором, как Блок,
Не дам им в обиду меня я,
А буду лежать и смотреть в потолок,
Быть может чего сочиняя.