Борис Рабкин - Самая длинная ночь

Г а й д а р. Они не любят очень добрых.

Д р у г. Значит, лучше быть строгим?

Г а й д а р. Не нужно быть ни строгим, ни добрым.

Д р у г. Так каким же нужно быть?

Г а й д а р. Серьезным. (Указывая на снежные сооружения.) Ты думаешь, это просто так, забава? Нет, брат, это не просто забава. Это знаешь что такое?

Д р у г. Что?

Г а й д а р. Это новая повесть. А может быть, киносценарий. Точно еще не решил. Мудрый доктор велел все тетрадки и карандаши у меня отобрать, чтоб зря больничный хлеб не ел, а стопроцентно лечился. За неимением бумаги и карандашей леплю новую вещь из снега. Так еще никогда не работал. Ни одной строчки не написано, а в голове уже весь план. Ребята здорово помогли. (Указывая на фигуры.) Они, черти, уже разговаривать начинают. Вот этот, например, Коля — веселый шофер. Философ. С ним побеседовать — одно удовольствие. А это сын артиллерийского командира Саша Максимов: упорный характер, гордость, воля. Сороковой год. Финская война. Отцы на фронте. А у детей игра — штурмуют снежную крепость. Оттого, что события развиваются параллельно, игра приобретает совсем не шуточное значение. Будет и песня. Гордая музыка. Выходит раненый красноармеец…

Как тебе?

Д р у г. Песня хорошая. Если хочешь, сегодня расскажу о твоей новой работе на совещании в ЦКмола.

Г а й д а р. На каком таком совещании?

Д р у г. Сегодня комсомольцы собирают совещание по вопросам военно-патриотического воспитания детей. Ты разве не знал?

Г а й д а р (взволновался) . Откуда мне знать? Разве мне кто-нибудь скажет? Они же все сговорились! Они же меня берегут! Я тут чахну, подыхаю с тоски, а они… Я должен быть на этом совещании!

Д р у г (оглядываясь) . Тихо! Вон комендант маячит. Кто же тебя из больницы отпустит?

Г а й д а р. Это верно — никто не отпустит, а просить не стоит. (Вдруг вскрикнул.) Ты на машине?

Д р у г. Да тихо же!

Они продолжают разговаривать полушепотом, давясь от смеха. Доносятся только отдельные восклицания: «Ну, это уж слишком. Круто!» — «Авось не съедят!» — «Успеем заехать…» — «Семь бед — один ответ». Они идут по направлению к больнице. Гайдар впереди, Друг сзади, сосредоточенно помахивая портфелем. Навстречу выходит К о м е н д а н т.

К о м е н д а н т (семеня рядом) . Извиняюсь, у вас все?

Д р у г. У нас никогда не бывает «все», кое-что в запасе всегда остается…

К о м е н д а н т. Я это понимаю, но в данном случае…

Д р у г. В данном случае гражданин Гайдар уедет со мной.

К о м е н д а н т. То есть как?

Д р у г. Вам непонятно?

К о м е н д а н т. Понятно. Но нужно поставить в известность главного врача…

Д р у г. Мы никого ни о чем не обязаны ставить в известность. В управлении милиции с него снимут допрос и к вечеру доставят обратно. Вы не согласны?

К о м е н д а н т. Я бы просил…

Д р у г (перебивает) . Как ваша фамилия? (Достает блокнот.)

К о м е н д а н т. Кокорин.

Д р у г (быстро задает вопросы, записывает ответы) . Имя? Отчество?

К о м е н д а н т. Афанасий Германович.

Д р у г. Год рождения?

К о м е н д а н т. Восемьсот девяносто шестой.

Д р у г. Образование?

К о м е н д а н т. Неполное среднее.

Д р у г. Социальное происхождение?

К о м е н д а н т. Я согласен… Везите его в управление.

Д р у г. Идите, гражданин Гайдар!

Гайдар не выдержал, обернулся на ходу, состроил Коменданту рожу. Гайдар и Друг уходят. Комендант обалдело стоит посреди засыпанной снегом аллеи.

Темнота.

Шаг атакующих…

Барабан…

Мелодия «Березоньки»…

1924 год. Сентябрь. Харьковщина.

Степная дорога. Ночь. Яркие звезды. Шалаш. Костер. У костра хромой С т а р и к с берданкой.

С т а р и к (заслышал шаги, поднял берданку) . Кто там? Кто идет?

Входит А р к а д и й. На нем потертый брезентовый плащ. За спиной котомка.

А р к а д и й. Здравствуй, дедушка!

С т а р и к. Здравствуй! Кто ты есть за человек и куда путь-дорогу в ночную пору держишь?

А р к а д и й (в тон ему) . Есть я, дедушка, солдат-красноармеец, вышедший в бессрочный после службы, а иду я искать счастья-работы.

С т а р и к. Коли так, садись к моему костру — гостем будешь. (Отложил берданку, поковырял щепкой в котелке, висящем над огнем.) Сейчас картошка поспеет, повечеряем. (Достал из шалаша припасы, расстелил тряпицу.) Вот хлеб. Вот сало. Чай в чайнике. Только сахара нет.

А р к а д и й. И у меня нет. (Порылся в котомке.) Два пирожка черствых — весь мой припас.

С т а р и к. Небогато.

А р к а д и й. Всю наличность на железнодорожный билет истратил. Было заработано в городе Симферополе двенадцать рублей и сорок копеек. Высыпал я их на стол кассиру и говорю: «Дайте мне, товарищ, билет, докуда этих денег хватит». Посмотрел он на меня странным взглядом, порылся в своих книгах… «Ежели, говорит, сюда гривенник прибавить, то как раз до Баку без плацкарты хватит, а ежели отнять полтинник, то с плацкартой до Харькова». Ну, я на плацкарту и польстился. Купил в Харькове на вокзале пирожков, закинул котомку за спину и зашагал на ночь глядя незнакомой дорогой.

С т а р и к (разливает чай) . Ты на Донбасс иди, на шахты. По дороге прокормиться нетрудно, сейчас в каждом селе рабочие руки — золото. В аккурат до холодов дойдешь. Там, под землей, работа денежная.

А р к а д и й. За деньгами я, дедушка, не гонюсь, работал и на земле, и под землей, и в поле, и в заводе. Побывал в разных краях. Работа везде есть, и люди везде есть хорошие, а покою моей душе нигде нет. Застучит машина, а мне мерещится — пулеметы строчат… Зацокают лошадиные подковы, блеснут косы в руках у косарей, а мне чудится — разворачиваются к бою эскадроны… И пускаю я коня в галоп, и рву я шашку из ножен… А шашки-то на боку нет, и коня нет. Мираж. А по ночам снятся боевые товарищи, солдатский строй, голос трубы на рассвете, четкие слова военной команды. Просыпаюсь — вроде никого не убил, а душа болит.

С т а р и к. С виду не такой уж ты старый вояка. Сколько лет прослужил?

А р к а д и й. Неполных пять.

С т а р и к. Я на японской полгода был — хватило. (Придвигает Голикову котелок с картошкой.) Ты вот что: ты не держи на сердце, ты высказывай, сынок, высказывай. Видениям, как недугу, выход нужен.

А р к а д и й (окончил есть, собрал хлебные крошки, бросил в рот) . Спасибо, дедушка. (Расстелил плащ, вынул из полевой сумки излохмаченную пачку бумаги, часть отложил на землю, прижал камнем, чтобы не унес ветер, другую пристроил на полевой сумке, пишет, полулежа у костра.)