Борис Рабкин - Самая длинная ночь

Р о т н ы й. Ну, как ты тут? Как себя чувствуешь?

А р к а д и й. Хорошо чувствую.

Р о т н ы й. Где ж хорошо, если фельдшер говорит, что контузило тебя сильно и вдобавок нога прострелена?

А р к а д и й. Нога — пустяки, кость не задело. Голова, правда, порядком болит, но это наплевать, терпеть можно.

Р о т н ы й. Вчера в бою молодцом держался, не трусил.

А р к а д и й. А чего мне трусить?

Р о т н ы й. Верно, трусить нечего. Однако кое-кто «отпраздновал», когда казаки лавой пошли. А ты — ничего…

А р к а д и й. Что ты, ротный, ерзаешь?

Р о т н ы й (вынимает из кармана кисет, стопку бумаги, подает Аркадию) . Тут вот товарищи прислали тебе подарок: табаку хорошего, бумаги. Кури, брат, поправляйся…

А р к а д и й (прислушивается к приближающейся песне) . Что? Прямо говори!

Р о т н ы й. Приказ получен.

А р к а д и й. Уходите?

Р о т н ы й. Уходим. На Житомир. И дальше. До полной мировой.

Отряд все ближе. Явственный цокот копыт, и песня набирает силу:

А р к а д и й (как был, в исподнем, с забинтованной ногой, соскочил с койки, скачет на одной ноге, кричит) . Где мои штаны? Штаны отдайте! Отдайте штаны! (Пошатнулся, падает.)

Р о т н ы й (бросился к нему, подхватил) . Ты что? Сдурел! Разве так можно?

А р к а д и й. С вами.

Р о т н ы й (укладывает Аркадия на койку) . Куда тебе?.. Лежи.

А р к а д и й. С вами.

Р о т н ы й. Жар у тебя. Горишь. Твое дело теперь лежать, раз ты контуженый, да еще вдобавок раненый.

Отряд уже под окнами. Песня звучит в полную мощь.

(Заторопился.) Извини, брат, пора мне. Поправляйся, брат. Выздоровеешь — догонишь отряд.

А р к а д и й (обессиленный пережитым волнением) . Догоню…

Р о т н ы й. Догонишь. Ты догонишь. Непременно догонишь. Ну, так… До свидания, Голиков. (Неловко пятясь, уходит.)

Отряд прошел, но песня точно запуталась в стенах лазарета, не может вырваться на волю, кружит, бьется о стены, усиливается многократным эхом, вот-вот вдребезги разлетятся оконные стекла… Или это только кажется Аркадию?

Темнота.

И одновременно песня оборвалась резко, точно отрезали.

Шаг атакующих…

Барабан…

П е р е р ы в.

Шаг атакующих…

Барабан…

Мелодия «Березоньки»…

1941 год. Январь. Москва.

Уголок больничного парка в Сокольниках. Снежная крепость. Возле нее ряд вылепленных из снега фигур: часовой, горнист, командир, отдающий честь, солдаты. Фигуры смешные, вылеплены не слишком искусными руками. Оттепель. Падают крупные снежинки.

Г а й д а р в шинели, надетой поверх больничной пижамы, лепит очередную фигуру.

Г а й д а р (работает с увлечением, приговаривает) .

(Закончил лепить, вытянулся по стойке «смирно», отдал фигуре честь.) С сегодняшнего дня часовые у крепости будут сменяться каждый час. Днем и ночью! (Ходит возле снежных сооружений, что-то негромко бормочет, потом во весь голос.) Война нелегка. Жена далека. Кругом шинели свистят шрапнели. Давай, солдат, табачку покурим. (Остановился возле одной из фигур, раскурил трубку, сунул ее фигуре в рот и запел очень жалобно.)

Миль пардон! (Вынул трубку у фигуры изо рта. Ходит, дымит. Что-то сосредоточенно бормочет себе под нос. Вдруг громко засмеялся.) А он жив! Жив… А кошка мерзлая… (Принялся весело лепить новую фигуру.)

Входят К о м е н д а н т и Д р у г. У Друга в руках портфель, на плечи накинут куцый больничный халат. Увлеченный работой, Гайдар их не замечает.

К о м е н д а н т (указывая на Гайдара) . Вот. Это они…

Д р у г (очень внушительно) . Угу. Можете идти. (Подходит к Гайдару.) Гражданин Гайдар?

Г а й д а р (обернулся, радостно) . Гей! Гей! Кого я вижу!

Д р у г (тихо). Без эмоций, я из милиции. (Коменданту, который, вытянув шею, издали прислушивается к разговору.) Я же вам сказал: можете идти. Вам присутствовать не положено. Ясно?

К о м е н д а н т. Ясно. (Исчез.)

Д р у г. Вот теперь здравствуй!

Обнялись.

Маленькая военная хитрость, как любит говорить один мой друг. Утром приехал, узнал, что ты в больнице. Времени в обрез, а день, как назло, неприемный. Не пускают. Я к коменданту. Показал издали красную книжечку — членский билет Союза писателей. Он к нему прикоснуться побоялся, не то что в руки взять… Я эту породу знаю — у самих рыльце в пушку. Одним словом — из милиции. Пришел снять с тебя показания. Ты находишься под следствием по делу о хищении.

Г а й д а р (хохочет) . Негодяй! Что ты натворил! Мне, сиротинушке, и так несладко здесь живется, теперь этот фрукт вовсе со свету сживет. Что хоть я похитил?

Д р у г. Фабулу и реминисценции.

Г а й д а р. Что-что? Реминисценции? (Хохочет.) Ну, будут мне плохие дела! И он поверил?

Д р у г. Не только поверил, еще и подтвердил, что ты весьма подозрительный тип. Выдаешь себя за известного писателя, а приехал в больницу с завалящим чемоданишкой. И вдобавок ко всему гостинцы отдаешь дворниковой дочке. Оч-чень подозрительно.

Г а й д а р. Шпионит. Вот негодяй!

Д р у г (достает из портфеля сверток) . Держи, сиротинушка. Дворникова дочка любит апельсины?

Г а й д а р. Обожает!

Д р у г. Ты потише все-таки. Не ори, этот тип наверняка где-нибудь поблизости крутится. (Уводит Гайдара за угол снежной крепости.) Ну как ты тут, веселая голова? Как поживает мадам контузия?

Г а й д а р. Придушил. Совсем было распоясалась, старая карга. Но придушил. Видишь — уже гулять выпускают.

Д р у г (осматривает снежные сооружения) . Музей изящных искусств! Все сам наработал?

Г а й д а р. Были ассистенты. Только — тсс! Посторонним на территорию больницы вход воспрещен. Забор высок. У ворот сторож. Маленькая военная хитрость…

Д р у г. Ребят приманил?

Гайдар смеется.

Слушай, что ты с ними делаешь?

Г а й д а р. А ничего особенного. Я просто их люблю.

Д р у г. Любить еще мало. Нужно, чтоб они тебя любили. Ты с ними добр?