Борис Рабкин - Самая длинная ночь

О л е г. Валька? Когда?

Г у щ е в. Позавчера.

О л е г. Да не знаю я! Честное комсомольское, не знаю!

Г у щ е в а (мужу) . Может, правда соседи попросили? Я сейчас вспомнила: старуха Моргунова из триста сорок четвертой плакалась, что потеряла ключи…

М а х а л к и н (Олегу) . А ключи от гаража где? (Шарит по карманам.) Тоже не знаешь? Ничего ты не… (И умолк, нащупал что-то под подкладкой пальто. Извлекает из кармана ключи, смотрит на них с изумлением.)

И все смотрят.

Г у щ е в. Они?

М а х а л к и н. Ну…

М о с я г и н а. Господи!..

К р у г л о в а (сыну) . Ты что, не мог по телефону позвонить?! Мы чуть с ума не сошли!

О л е г. Да звонил я вам! Два раза: сперва от тренера — вас дома не было, никто не отвечал, потом из автомата — не соединилось, сожрал двушку. Одна двушка была, честное комсомольское! (Подлизывается.) Ну, мам… Мамочка… Ну, старушка… (Обнимает мать.) Извини! Извиняешь, да? Да?

К р у г л о в а. Бессердечные…

Г у щ е в а. Дети как дети.

Г у щ е в. В пределах современных стандартов. (Замахнулся на Олега.) Так бы и…

К р у г л о в. Варвары! Но в общем и целом, в их возрасте… Это естественно.

М а х а л к и н. Я тоже был порядочным хамом.

Г у щ е в а. Главное, вернулись живые, здоровенькие! (Тискает Олега, целует.) Милые вы мои!

Олег переходит из рук в руки, всем хочется его потискать, потрогать.

О л е г (вырывается) . Вы что, старики?.. Озверели? Старики! Щекотно! Ой!

Б а б и ч е в а. Вот уж поистине: у страха глаза велики.

Г у щ е в а. Квартира дрессировщика… (Прыснула.) Ой, мамочки!

Следом за нею хохотнул Гущев, Круглов, еще кто-то, и вот уже смех напал на всех, как эпидемия, как разрядка после пережитых волнений. Слышны только отдельные выкрики:

— Монте-Карло!

— Кенгуру!

— Скорость — сто восемьдесят!

К р у г л о в (сыну) . Постой! А почему скорость — сто восемьдесят? (Показывает записку.)

О л е г. Там такая скорость — на магнитофоне.

К р у г л о в. На магнитофоне? Бандит!

И снова приступ смеха:

— Банда!

— Оганян!

— Вероника Аванесовна!

— В ванной, с кляпом во рту!

О л е г. Вы думали, мы того?.. На дело пошли? Озверели! Совсем озверели! С ума сойду!

Теперь уже вместе со всеми хохочет и Олег. Пароксизм смеха. В холле звонок.

К р у г л о в (кричит) . Открыто! Входите!

Входит с е р ж а н т м и л и ц и и. Смех стихает. Все смотрят на человека в милицейской форме.

С е р ж а н т. Квартира Круглова?

К р у г л о в. Да.

С е р ж а н т. Машина внизу. Поехали.

Немая сцена.

Наверху поют:

Пианист в последний раз прошелся по клавиатуре, одним движением, снизу вверх, до самой высокой ноты. Бьют часы — три удара — три часа ночи.

З а н а в е с.

К о ч е в а р и н Михаил Антонович.

Г е о р г и й }

А л е к с е й }

К о н с т а н т и н }

Е к а т е р и н а }

Л ю б а } — его дети.

З о я — жена Алексея.

К о р н е й — муж Екатерины.

Ш м е л е в а.

Квартира Кочевариных, большая комната с балконом, обставленная давно вышедшей из моды мебелью: круглый стол, покрытый плюшевой скатертью, венские стулья, резной буфет, диван, телевизор «Рекорд» первых выпусков, старый фикус в кадке, старые настенные часы в деревянном корпусе, с колонками. Только стереопроигрыватель напоминает о том, что сейчас не пятидесятые, а восьмидесятые годы.

Справа дверь в другую комнату и выход на балкон. Балкон на переднем плане, ухоженный, весь в цветущей герани. Слева, на переднем плане, прихожая, здесь — круглая напольная вешалка, столик, два стула. На столике телефонный аппарат. Из прихожей дверь в кухню.

Проигрыватель включен — джазовая музыка. Под эту музыку Л ю б а производит в квартире уборку: вытирает пыль, поливает цветы на балконе и т. д.

Звонит телефон.

Л ю б а (выходит в прихожую, берет трубку) . Слушаю. Это ты, Владик? Уже освободился? Понимаешь, я пока не могу уйти из дома. Папа… Куда-то умчался часов в семь, оставил записку: «Прошу никуда не отлучаться». Не знаю. Все. «Прошу», и точка. Придется ждать. Знаешь что, приезжай прямо сюда. Ну и что? Ты плохо представляешь моего старика. Прекрасно, что ты в форме, к форме он испытывает уважение. Все равно когда-нибудь придется вас познакомить. Почему не сегодня? Трусишь? Можешь купить букет для храбрости. Там у вас возле вокзала цветочный базар. Не боись, лейтенант, ты же как-никак двух вооруженных преступников задержал. Третий, квартира четырнадцать. Номер дома тебе, надеюсь, напоминать не нужно? И подъезд наш ты, по-моему, тоже неплохо успел изучить… (Смеется.) Да. Угу. Я тоже. Очень. Милый… Скажи еще что-нибудь. Ты откуда звонишь? Тебя там никто не слышит? Смотри, а то получишь нагоняй за использование телефона в легкомысленных целях. Ах, так? Значит, цели у тебя все-таки серьезные? Ну-ну! Целую. Жду. Выручай. (Кладет трубку, стоит возле телефона, закрыв глаза, улыбается.)

Звонок.

(Не сразу вернулась к действительности. Побежала в комнату. Выключила проигрыватель, только после этого открыла входную дверь.)

Входят А л е к с е й и З о я.

Это вы… А я думала, папа.

А л е к с е й. Здравствуй, Люба!

Л ю б а. Привет, привет!

А л е к с е й. Где отец?

Л ю б а. Понятия не имею. Умчался куда-то спозаранок. Я еще спала.

А л е к с е й. Ты его видела вчера вечером?

Л ю б а. Нет не дождалась. Он очень поздно вернулся.

А л е к с е й. Откуда? Где он был?

Л ю б а. Он мне не докладывает. Ты что, не знаешь папу?

А л е к с е й. Странно… Вчера после полуночи позвонил нам по телефону…

З о я. Разбудил…

А л е к с е й. Положим, мы не спали…

З о я. Лично я спала.

А л е к с е й (Любе) . Просил приехать сегодня к десяти.

Л ю б а. Зачем?

А л е к с е й. Не знаю. Не сказал. Просил быть обязательно.

З о я. Просил… Приказал. Тон у него был…

А л е к с е й. Нечего слушать чужие разговоры.

З о я. Меня это тоже касается, зайчик. До каких пор ты будешь терпеть его деспотизм?

А л е к с е й. Он — мой отец.

З о я. Мог бы по крайней мере объяснить, зачем мы ему вдруг понадобились. (Любе.) Ему даже в голову не приходит, что у нас могут быть свои планы. У нас сегодня очень ответственный день, времени в обрез.